Самый красивый из берсальеров

Официанты кафе «Чеккарелло» с удовольствием отметили, что кассирша Стелла Дани (к которой все они относились с большой симпатией) больше не выглядит такой печальной, как несколько дней назад, когда она казалась постаревшей лет на десять. Вместе с улыбкой к ней вернулся молодой задор, и в кафе снова воцарилась легкая, непринужденная атмосфера. Стелла и впрямь чувствовала себя счастливой: теперь после рождения ребенка весь квартал Сан-Альфонсо де Лиджори уже не станет показывать на нее пальцем. По правде говоря, девушка еще с трудом верила в такую удачу, но верить так хотелось, что в конце концов она себя убедила. Воспользовавшись редким моментом просветления «бедной тети» Пии, Стелла поведала ей великую новость: полицейский инспектор влюбился в нее с первого взгляда и, несмотря на то что скоро родится ребенок, готов жениться на его матери. Тетушка на коленях возблагодарила милосердного Бога. Зато Анджело отнесся к известию скептически. Во-первых, он сомневался, что любовь может поразить человека в столь рекордный срок, во-вторых, не слишком жаловал полицейских, а в-третьих, предчувствовал ловушку, ибо не ожидал от подобных субъектов ровно ничего хорошего. Объяснение между братом и сестрой проходило довольно бурно — честно говоря, они чуть не поссорились. Исчерпав все разумные доводы (а в глубине души Анджело больше всего на свете хотел, чтобы его сестра вновь заняла достойное место в обществе), он воскликнул:

— Но в конце-то концов, если парень любит тебя так, как уверяет его приятель, почему он не скажет об этом сам?

— Потому что стесняется…

— А… насчет берсальера… он в курсе?

— Да.

— И это его не смущает?

— Он и сам был несчастлив…

— Каким образом?

— Из-за женщины… своей жены… Он любил ее, а она — нет.

— И где же его жена теперь?

— В чистилище или в аду!

— Ma que! И в твои-то годы ты собираешься выйти за вдовца?

— А кто я, по-твоему, теперь, если не вдова?

Последний аргумент попал в цель, и Анджело долго молчал, не зная, что возразить. Но парень нежно любил сестру — как-никак он посвятил ей всю жизнь и больше всего думал о ее счастье.

— Но ты, Стелла… — задал он главный вопрос, — ты-то сможешь его полюбить?

— Может быть, не сразу… но я настолько благодарна инспектору… что впоследствии…

— Ладно… Поступай как знаешь, но предупреждаю: если этот тип немедленно не попросит у меня твоей руки, я сверну ему шею! Довольно того, что один мерзавец уже посмеялся над тобой!

Стелла разрыдалась.

— Я… я… я запрещаю тебе!.. Ты… ты меня ненавидишь!

— Это я-то тебя ненавижу? Несчастная! Да ежели б я тебя ненавидел, думаешь, согласился бы стать шурином человека, который подозревает меня в убийстве?

Тарчинини, опустив голову, с озабоченным видом шел к гостинице «Турисмо», где его ждал шофер. Комиссар ненавидел неразрешимые загадки, а сейчас что-то явно ускользало от его понимания. Официанта, подбежавшего узнать, что ему угодно, полицейский попросил принести напиток покрепче, способный убить любые микробы. Мужчина за соседним столиком расхохотался и в ответ на сердитый взгляд Ромео отвесил легкий поклон.

— Простите, синьор, я невольно слышал ваши слова, и они меня немало позабавили… Позвольте мне как врачу заметить, что, будь на свете жидкость, убивающая все микробы, мы поспешили бы добиться ее запрета, чтобы не потерять практику и не впасть в нищету! А потому, синьор, я бы посоветовал вам забыть о микробах и, если вы не против, охотно угостил бокалом хорошего вина в знак дружеского расположения. Согласны?

Ромео всегда ценил вежливость.

— Volentieri![57]

Он перебрался за столик врача.

— Комиссар уголовной полиции Ромео Тарчинини, — представился он. И, шутливо погрозив пальцем, добавил: — Решил прогуляться сюда на машине с шофером.

Доктор вздохнул с притворным облегчением:

— Синьор комиссар, вы меня успокоили… Доктор Феличе Рацаньони. А можно мне узнать, синьор комиссар, чем вызвано ваше особое отвращение к микробам, к которым — и вы без труда угадаете причину — я испытываю некоторую нежность?

— Да просто я всегда боюсь привезти домой какую-нибудь болезнь и заразить малышей!

Врач спросил Ромео о его семье, и комиссар воспользовался случаем поговорить о своей Джульетте и детях. Он так долго и со вкусом распространялся на эту тему, что не прошло и получаса, как мужчины, осушив полдюжины бутылок, уже знали решительно все о предках, потомках и родичах обоих. Тарчинини и Рацаньони теперь чувствовали себя чуть ли не друзьями детства. Однако время шло, и комиссар с сожалением подумал, что пора наконец попрощаться с милейшим эскулапом. Тот удержал его за руку.

— Кстати, — заметил он, — вы так и не сказали мне, с чего вдруг испугались нашествия микробов. Между прочим, Пинероло славится как один из самых здоровых городов… увы!

— Когда мы с вами встретились, я как раз шел от больной туберкулезом в последней стадии, точнее, почти на смертном одре!

— Ну да? Здесь, в Пинероло?

— На виа Савойя.