Самый лучший комсомолец

— Четыре пятилитровых бутыли самогона на балконе, автомобиль «Москвич-402», комплект золотых украшений, люстра девятнадцатого века — вот за присваивание культурно-исторических ценностей у нас с недавних пор спрос особый! — и шесть тысяч завернутых в тряпку рублей в вентиляции, происхождение которых вы объяснили как «всю жизнь копил», говорят об обратном. Я, уж извините, больше вас получаю, но всего вышеперечисленного позволить себе не могу — либо машина, либо заначка. Самогон разве что, но самогонщиков пусть новый участковый ловит — он молодой, из Москвы, и очень хочет обратно в столицу, поэтому будет стараться.

— Ты моложе, — буркнул капитан.

— На четыре года, — кивнул БХССник. — Посчитаем снова ваши официальные доходы и неофициальные расходы?

— Жена тоже работает! — выкатил он еще одну отмазку и горько вздохнул. — Работала.

— Очень удобно! — оценил я. — Как раз в сфере распределения строительных материалов. Неплохо семейный бюджет в четыре руки пополняете. Квартира у вас есть, гражданин Васильев, аж «двушка». Детей нет. Машина есть. Самогон дармовой, жратва, надо полагать — тоже, председатель и возит. Зачем вам столько денег?

— Это ж деньги! — посмотрел он на меня как на умалишённого.

— Видите, товарищи! — обрадовался я. — А вот и второй сорт советского жадины — видит деньги и теряет голову. Понять можно — опять-таки, с точки зрения моего любимого материализма: получать деньги приятно, а чтобы было «приятно», мозг вырабатывает дофамин — что-то вроде природного наркотика, заложенного эволюцией. Считай — самодрессировка: когда получаешь что-то хорошее, сверху мозги выдают дофаминовую подпитку. Цепочка закрепляется: получил деньги, стало хорошо. Но наркотик на то и наркотик, что его нужно все больше и больше. Получать одну и ту же зарплату постепенно становится неинтересно, хочется больше денег. Тратить их при этом не обязательно, но получать — прямо хочется! Особенно ярко это выражено у сверхбогатых капиталистических элит — вот у тебя, например, есть миллиард, сколько поколений потомков должно ничего не делать, чтобы его прожрать? Ответ — непредставимо много! Однако богач остановиться уже не может — хочется больше и больше! Вот поэтому товарищ Маркс и окрестил капитал «самовозрастающей стоимостью» — богач может и рад бы остановиться, но не может — пожран собственным капиталом, — грустный вздох. — И вот уже вводят войска во Вьетнам, убивая в процессе миллионы людей и поливая напалмом джунгли, чтобы сладенько осваивать военный бюджет. Видели когда-нибудь наполовину обгоревшего живого слоненка?

Взрослые отвели глаза — что тут ответишь?

— Нихера мы за сегодня с таким замечательным начальником районного БХСС не управимся. Как минимум — нужно заглянуть в парочку соседних колхозов. Видишь какой ты плохой, гражданин Васильев? Запустил дела, развратился, а теперь пионера приходится отправлять дерьмо за тобой разгребать. И домой я вернусь глубокой ночью. А мне, между прочим, завтра экзамены за седьмой класс сдавать! Подъем — в половину седьмого.

Соратники облегченно заржали.

Сдам пораньше — какая разница, если я в школу в этом учебном году уже не вернусь? Заодно на учительницу литературы посмотрю, уже пару недель анонимные розы получает, может мордашка посчастливее стала? Чистой воды хулиганство, без далеко идущих планов — с таким графиком похода в школу потихоньку ее склонить к разврату не получится.

Лес закончился, потянулись распаханные, и, надо полагать, засеянные поля. И коровник есть, и пара свинарников. А вот и домики — по большей части деревянные, но местами попадаются вкрапления панельных. И печки топятся, сегодня прохладно.

По случаю ливня улицы были пустынными, и по частично асфальтированным дорогам мы добрались до дома председателя. Аккуратный дощатый забор выкрашен синей краской, сам дом — панельный, новенький. Но тут вся улица такая, образцово-показательная. Выбрались, протопали по выложенной бетонными плитами дорожке, опытный дядя Петя вытянул руку и открыл запертую на крючок калитку.

— Здравствуйте! — поздоровался я с радостно залаявшим на нас цепным псом породы «кавказская овчарка».

Здоровенный!

Остальные «делегаты» стража вниманием обошли, и я указал на стоящую во дворе, собранную из бруса, баню:

— Бывал там, гражданин Васильев?

Мужик ответом не удостоил.

— Зря ты так, — вздохнул я. — Тебе же все равно пи*дец, но есть разница: будешь добросовестно сотрудничать, отделаешься служебным несоответствием, конфискацией и переездом в общагу. Ну и жене чего-нибудь обломится, мы же не звери. Условка, например — проблема-то по большей части в тебе, как в главе семьи. Безработицы в СССР нет, и тебя обязательно куда-нибудь устроят, с голоду не помрешь. Ну а нет — извини, полноценные «лагеря» со всеми причитающимися.

— Бывал, — пожевав губами, сделал он выбор.

— Я бы тоже в баню сходил, — признался я. — Но мне пока нельзя, — расстегнув молнию, отодвинул ворот футболки, показав шрам. — Кусок легкого вырезали, от жары кашляю.

Мужик побледнел еще сильнее — ни*уя себе пионеры пошли!