Самый лучший враг

– Исключено. Он страж мрака, – сказал Олаф. – Стражу мрака позволительны только легкие интрижки. А любить нельзя. Любящий неблагонадежен для мрака.

Мифора подышала на один из перстней, украшенный тремя мелкими изумрудами, и протерла его бархоткой. Перстень заблестел так, что стало больно смотреть, и ей пришлось опустить крышечки очков.

– С каких это пор ты заботишься о мраке, Олаф? – поинтересовалась она.

– Я не забочусь ни о мраке, ни о свете. Я лишь знаю, что ту, которая полюбит стража мрака, ждет смерть. И это так же точно, как если бы я вогнал ей нож в глаз, – сказал варяг.

На другой день они подошли к скалам. Горы начинались с отдельных разбредающихся камней, выступавших из-под земли твердыми хребтами. Мнительной Пельке они казались живыми. Ей чудилось, что сейчас они вздыбятся и нападут.

– Надо подниматься, – сказал Олаф, когда стало ясно, что дальше пути нет.

– Ты уверен?

– Я здесь впервые, как и вы, – сказал варяг. – Но дракон смотрит туда…

И правда, морда прикрученного к спине мула дракона была устремлена за скалистую гряду. Выглядел дракон неважно, но явно лучше, чем вчера. Глаза его блестели. Он даже пытался освободить одно крыло.

Первым опять пошел Олаф. За ним Магемма вела мула. За Магеммой – Пелька, потом оборотень, Штосс с Мифорой и замыкающим Арей. Копыта мула скользили. Штосс ушибла ногу и ругалась.

Так, в тяжелом подъеме, прошло несколько часов. Под конец пришлось идти по каменистому козырьку, прижимаясь к скале. Вершина гряды напоминала скол зуба. Небольшая площадка – и сразу же спуск к подножию второй гряды. Перед тем как перевалить через вершину, Арей остановился. Козырьком поднес к глазам руку и долго смотрел на оставшуюся позади равнину. Вдали, у серых одиночных камней, отмечавших выход из той балки, где виверн поджарил мула, тянулась цепочка темных точек.

Арей смотрел на эти точки и, шевеля губами, считал. К нему подошел Олаф, а за Олафом и остальные. Уставший мул щипал траву.

– Куда ты смотришь? – спросил варяг.

– Их девять, – сказал барон мрака. – Мы опережаем их примерно на пятнадцать часов. Телепортироваться они не могут, но движутся быстрее нас. С нами женщины, и еще мы ведем мула.

Магемма перестала мурлыкать песенку.

– Охотники за глазами? – спросила она.

Арей кивнул:

– Думаю, да.

– Прекрасно! Итак, нас шестеро против девяти стражей мрака, – сказала Магемма.

– Нет! – сказала Пелька. – Нас восемь! Еще я и Грустный!

– Грустный – это кто? – заинтересовался Олаф.

– Грустный – это он! – Пелька с гордостью показала на спину мула.

– Ну да! Мулу и правда не с чего веселиться. Все думает, когда же его съедят, – признал варяг.

– Я показываю не на мула, а на дракона! – обиделась Пелька.

– Что ж! Пусть восемь против девяти… Шансы просто зашкаливающие, – сказал Арей.

Глава пятнадцатая. Рюрик, сын Хаврона

Не надо бояться повторить чьи-то мысли, если они необходимы тебе как ступенька к твоим мыслям и твоим идеям. Это все сущие мелочи. Если долго стрелять по мишени – рано или поздно попадешь в чье-нибудь пулевое отверстие.

Йозеф Эметс

Мефодий протянул к звонку палец, но в последний момент отдернул его.

– Уф! Ну могу! – сказал он.

– Давай! – сказала Дафна. – Это твои родители! Не можешь же ты все время от них прятаться?

– Я не прячусь… Просто меня недавно убили и у меня по этому поводу комплексы!.. Ну ладно! Посмотри на меня в последний раз! Нимба не видно? Крылья не торчат?

Дафна придирчиво оглядела его.

– Сойдет, – сказала она. – Хотя погоди! У тебя пуговицы через одну застегнуты!.. Зозо решит, что я за тобой не слежу! Она же не знает, что ты просто хроническая свинка!

Мефодий послушно позволил привести себя в порядок.

– Точно не видно, что я златокрылый? – уточнил он.

Дафна, не отвечая, нажала на кнопку звонка. Мефодий стоял и слушал. По легким, быстрым шагам он узнал мать. Папа Игорь обычно передвигался семенящими перебежками, и тапки шаркали задниками по полу.

Зозо открыла. Охнула и, уколовшись о букет роз, который Мефодий держал перед собой, бросилась сыну на шею:

– Ах! Ах! Ах! Что же ты не позвонил! Я бы что-нибудь приготовила!..

– Да ничего! – отмахнулся Меф.

– Это тебе ничего! А вот Дашенька же могла подумать! – сказала Зозо, с укором посмотрев на Дафну.

Та развела руками, соглашаясь быть по всем виноватой. По свойственной стражам света сострадательности она хорошо понимала Зозо. Еще бы! Растишь мальчика, растишь, вкладываешь в него деньги, котлеты и чистые носки, а потом появляется особа, которая его у тебя забирает и к тому же забывает вовремя за него подумать! И это при том, что Дафну Зозо любила, считая ее самым приемлемым вариантом девушки, которая будет делать ее сына несчастным.