Самый одинокий человек

Наутро Энни и Эллис проснулись под шум дождя. Они снова задремали, обнявшись, чтобы защититься от промозглой сырости. Послышался звук открываемой задней двери, и по траве зашуршали шлепанцы.

– Тук-тук! – сказал Майкл. – Кофе!

Он расстегнул молнию на двери, и его сияющее лицо заполнило собой всю палатку.

– Смотри, какой он красивый, – сказала Энни.

– Невыносимо, – сказал Эллис.

– Ну-ка подвиньтесь, – сказал Майкл. По его лбу текла вода. – Один капучино и два эспрессо.

В кармане у него оказались итальянские плюшки, которые чудом не намокли.

Все утро они играли в «Скрэббл». За неприличные слова присуждалось двойное количество очков. Выиграл Эллис. На обед цыганка с древних болот принесла им сэндвичи с колбасой, а потом облака рассеялись, солнце протянуло к земле дымчатые лучи, и от палаток пошел пар. Энни помогла Мейбл разуться, и они вдвоем полезли пошлепать в бассейне. Мейбл сказала:

– Мы роскошно проводим время, как будто и не в Оксфорде.

– Вечером я опять зажгу свечи, – сказал Эллис.

– Обязательно, – отозвался Майкл.

Когда спустились сумерки, снова замерцали созвездия, Эллис сидел в бассейне, и деревянная лодочка качалась у его ног. Когда в воду влезли и Энни с Майклом, лодочка перевернулась.

– Я не желаю довольствоваться меньшим, – сказал Эллис, переводя взгляд с Энни на Майкла и обратно.

– Я тебе и не позволю, – сказала Энни.

– И я не позволю. – И Майкл протянул ему кружку с шампанским.

Эллис выпил шампанское.

– Напомните мне, где мы. – Он огляделся вокруг.

– В Греции, – сказала Энни. – Остров Скирос.

– Вон возвращаются с ловли рыбацкие лодки, – сказал Майкл. – Смотри. Видны их фонари – вон они, приближаются к берегу.

– Так какие у нас планы на завтра? – спросил Эллис.

– Те же самые, – ответила Энни. – Будем отвисать на пляже. Потом, может быть, круиз вокруг острова. Мы никуда не торопимся, верно? У нас куча времени.

Был Майский день[15], и студентки вплели в волосы цветы. Эллис, уже без гипса, поехал на велосипеде через весь город по Сент-Олдейтс к реке. Впервые за весь день выглянуло солнце, и на бечевой тропе было людно.

Он свернул к Лонг-Бриджес, где река текла плавно и лишь иногда ветерок покрывал рябью гладкое зеркало за спиной у Эллиса. Он отъехал от моста – поближе к бетонированному берегу, уже скрытому густой колючей порослью, – и там разделся. Сначала ему было не по себе. Он сел на берег, свесив ноги в воду и сложив руки на коленях. Из-за деревьев донесся крик капитана гребной восьмерки, плеск весел – весенние звуки Оксфорда. Слева промелькнули по тропе отблески велосипедов. Эллис соскользнул в холодную воду, и ее прикосновение к нагому телу было как удар тока. Меж пальцев ног продавливалась грязь, и Эллис ожидал знакомого щекотания мелких рыбешек вокруг лодыжек, как когда-то давно. Он поплыл в фарватере у какой-то утки и вспомнил наслаждение от лучей солнца, бьющих прямо в мокрую руку. Он плыл, и к нему пришло воспоминание. Наверно, это было в последнее лето, проведенное с матерью. Он видел ее как наяву: она лежала среди толп загорающих на том берегу и смеялась. Она только что спросила Майкла, что он читает, и он показал ей обложку и сказал, что это «Листья травы» Уолта Уитмена. Они проходили гражданскую войну в Америке, и каждый должен был выступить в классе с чем-нибудь на эту тему. Майкл решил прочитать стихотворение о смерти Линкольна. Он сказал, что это непросто. И еще – что эту книгу когда-то запрещали из-за сексуальной тематики.

Тогда мать и расхохоталась.

– Сексуальной тематики? – повторила она. – Это кто сказал? Миссис Гордон из библиотеки?

– Она сторонница либеральных идей в образовании, – сказал Майкл.

– Правда? Либерал в Каули? После дождичка в четверг, не иначе.

– Это стихи о скорби, – сказал он.

– О скорби, – повторила она. А потом: – Майкл, скажи, они к тебе готовы?

– К тому, что я буду читать стихи?

– Нет. К тебе. Готов ли мир к твоему появлению?

Он улыбнулся:

– Не знаю. – И начал читать ей вслух, делая особое ударение на последнем слове каждой строки, чтобы она услышала рифму.

О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен,
все бури выдержал корабль, увенчан славой он.
Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя,
как неуклонно наш корабль взрезает килем струи![16]

Эллис помнит, как подумал тогда, что в жизни не встретит больше никого, подобного Майклу. Он знал, что в этой формулировке – любовь. Он видел, как его мать впитывает слова Майкла, как они ее заворожили. А когда он замолчал, она склонилась, поцеловала его в лоб и сказала: «Спасибо». Ибо все, во что она верила, все, что держало ее на плаву, сошлось вместе в этот неожиданный миг. Простая вера в то, что мальчики и мужчины способны творить прекрасное.

Мать встала, и все взоры обратились на нее. Она подошла к берегу и влезла в воду по пояс. Майкл подбежал к ней:

– Дора! Притворись, что я тону, а ты меня спасаешь.