Самый синий из всех

– Отлично выглядишь, – одними губами произносит Каша. Я показываю ему средний палец, и он тихо ржет. А сам-то… В старомодном фраке, с зачесанными назад волосами он похож на гробовщика. Надо сказать ему, чтобы волосы растрепал, что ли…

Наконец наступает и моя очередь выйти на сцену. Я подхватываю юбку, бегу на зов влюбленной Татьяны и…

– Ай! – вскрикивает Лера.

– Что такое?

Анна Викторовна снова щелкает клавишей, и фоновая музыка замолкает.

– Мацедонская отдавила мне ногу!

– Но я не…

– Ладно-ладно! – недовольно нахмурившись, перебивает Тор. – Саша, извинитесь перед Лерой, и давайте дальше.

Я разворачиваюсь на пятках и, пробормотав сухое «извини», ухожу за кулисы. Лера, весьма правдоподобно прихрамывая, занимает свое место на лавочке, которая в этой сцене имитирует кровать. Мы начинаем заново, но на этот раз я демонстративно обхожу ее стороной.

Пару минут все идет хорошо, а потом Лера слегка изменяет свои слова. Мой ответ теперь кажется несуразным, неподходящим. Замешкавшись, я застываю на месте, и Тор снова командует:

– Стоп! Саша, вы забыли слова?

Я чувствую, как краснею: шея, подбородок, щеки, лоб… Волна накатывает и теряется в волосах. Я качаю головой.

– Давайте еще раз!

Тор машет сценарием, скрученным в трубу, и я снова плетусь за кулисы, нелепо путаясь в длинном подоле юбки. Надо попросить Кашу укоротить.

Обойти Леру по широкой дуге, сесть на табуретку, покачать головой, поохать… Я задерживаю дыхание и шумно выдыхаю от облегчения, когда Лера верно произносит свою реплику. Теперь я должна пересесть на край лавочки и начать вспоминать о прошлом. Я как раз собираюсь сесть, когда Лера вдруг с томным вздохом откидывается и падает на лавку! Я нелепо топчусь рядом, путаюсь в словах, сбиваюсь.

– Ну что опять?

Тор раздраженно бросает сценарий в соседнее кресло, подходит к сцене и, подтянувшись, садится на нее полубоком.

– Девочки, идите сюда.

Я сажусь на корточки, а Лера низко наклоняется, уперевшись руками в колени. Ее лицо полно раскаяния:

– Извините. Это я, наверное, виновата. Так увлеклась, что немного сымпровизировала.

– Нет-нет, получилось отлично. Саша, очень важно в театре именно проживать свою роль, а не повторять механически заученную последовательность действий. Вы ведь не робот. Уделяйте партнеру больше внимания, отталкивайтесь от его действий, тем более Лера вам делает отличную подачу. А вот у вас ответной реакции не хватает. Понимаете?

Я киваю. Больше я ни на что не способна, только кивать. Внутри меня булькают ярость, обида, стыд…

– Но мы ведь всегда репетировали по-другому, – мямлю я. – И просто…

– Давайте сейчас пропустим вашу сцену, нам нужно успеть сделать прогон. А в следующий раз начнем тогда с вас. Хорошо?

Анна Викторовна посылает мне ободряющую улыбку, но от этой участливости и доброты становится просто тошно.

– Хочешь, порепетирую с тобой после прогона? – с невинной улыбкой спрашивает Лера.

Я разворачиваюсь на пятках и бросаюсь за кулисы. Спорим, часов через пять я придумаю достойный ответ? Но сейчас все, на что меня хватает, – добежать до туалета, дернуть задвижку замка и выплакать обиду в тесной кабинке.

Дома я выплескиваю раздражение на бумагу. Ожесточенно чиркаю ручкой по блокноту, и листы летят на пол один за другим. Наконец, немного успокоившись, я рисую ее. Вздернутые брови, презрительно сморщенный нос, капризные губы… И все равно получается красиво. Рванув рисунок из блокнота, швыряю его на пол и отбрасываю ручку в угол.

Тихо скрипнув, открывается дверь.

– Стучаться надо! – рявкаю я.

Егор молча оглядывает комнату. Садится на корточки, широко расставив колени, и перебирает кончиками пальцев рисунки на полу. Наткнувшись на изображение Леры, он понимающе хмыкает.

– Жрать пошли.

На ужин оладьи. Я шмякаю в тарелку сразу четыре штуки, щедро поливаю их сгущенкой и тут же впиваюсь в румяный бок.

– Представляешь, что это Леркина шея?

Я закашливаюсь, поперхнувшись, а Егор неторопливо садится напротив. Он крутит вилку между пальцами и смотрит на меня с насмешкой.

– Не парься, ее все ненавидят.

Справившись с кашлем, я смахиваю со стола крошки теста и наливаю себе стакан воды.

– Думала, вы дружите.

– Не. Это Оксанка с ней дружит, но ей даже дворовые шавки кажутся милыми. Любая тварь вообще.

Я улыбаюсь про себя такому сравнению, а Егор как бы между прочим спрашивает:

– Как у нее дела?

– Она пока не ходит в школу. Приболела.

Вилка в пальцах Егора замирает на мгновение, а затем начинает крутиться чуть быстрее.

– Мы с Кашей завтра идем к ней в гости. Будем доделывать платья и…

С резким скрипом Егор отодвигается от стола и, кинув вилку в раковину, идет в ванную.

– Передать ей что-то?

Хлопает дверь. Я откидываюсь на спинку стула и доедаю оладьи без всякого аппетита, хотя они определенно такого не заслуживают. Порция Егора так и остается нетронутой.

Глава 17. Наши шрамы

– Ого, – оглянувшись, улыбается Каша. – Я как будто попал на съемки сериала про лучших подружек.

Комната Оксаны и правда похожа на рекламный плакат из журнала для девочек. Сплошь оборочки, пастельные тона и плюшевые котятки.