Самый скандальный развод

– Чего? – презрительно переспросила подруга – она даже картошкой обожглась. – Ты ведь знаешь, я никого и никогда не любила. Я на это не способна. Больше всего меня поражает то, что он променял меня на старуху! Помнишь, когда ты Кронского застала в лифте с крашеной блондинкой? Ты тоже не могла успокоиться, как он тебя мог променять на нее! Нет, я поняла бы, если они изменяли бы с достойными женщинами! А так получается, что мы ничем не лучше этих коров и высушенных старух и, значит, опускаемся до их уровня. Вот что больше всего меня задевает! – призналась она. – Пошел он к черту, этот Эбатов! Что у тебя-то стряслось?

И тут стихийная неукротимая вулканическая лава изверглась из меня в полной мере (в течение часа), после чего Пулька сказала:

– Дурак! Разводись и даже не переживай! Какая с ним может быть жизнь, когда он сам не знает, чего хочет, и к тому же ревнует?! Что?! До смерти ему в рот смотреть? Да это все равно что добровольно в тюрьму попроситься! Ты подумай: в старости тебе и вспомнить будет нечего, кроме ревности Власа. Ужас!

– Меня совесть мучает. Он так много сделал для моих родственников...

– Ой! Я тебя умоляю! Что он сделал-то! Привез-отвез? Он же не пожертвовал ради спасения жизни какого-нибудь твоего родственника почкой, скажем?

– Не-ет, – изумленно протянула я.

– Вот и успокойся. Он твой муж и возить твоих родственников – его прямая обязанность! Ты, Машка, как с луны свалилась!

– Точно! Пусть он катится на все четыре стороны! Вот как был противным в детстве, таким и остался! Правильно говорят: первое впечатление всегда самое верное, – и Влас мною тут же был забыт. – А что у вас еще-то произошло?

– Мои родители тоже разводятся.

– Что?! – Я не верила своим ушам. Пулькины родители не могли расстаться – у них был самый крепкий брак среди всех предков нашего содружества. Их совместную жизнь подогревали общие интересы, работа, идея, в конце концов.

И как оказалось, именно из-за этой самой идеи Вероника Адамовна с Аполлинарием Модестовичем решили разойтись.

Вот что мне рассказала Пульхерия.

После того как Аполлинарий Модестович пошел на крайнюю меру, прибереженную на самый исключительный случай, и дал взятку директору краеведческого музея города Кишковерстска, после того как супруги на месяц арендовали ячейку для хранения драгоценного ребра в коммерческом банке и, покинув бескрайние российские просторы, отправились в дивные дали вольной Украины, в надежде привезти потомка Гоголя – таксидермиста Миколу Тарасовича Яновского для проведения анализа ДНК, события разворачивались следующим образом.

Гоголеведы благополучно добрались до одиноко стоящей хаты недалеко от хутора, что и по сей день находится близ Диканьки, постучали в дверь, но им никто не открыл. Они до глубокого вечера прыгали возле мазанки, залезали на какие-то перевернутые вверх дном кадки, пытаясь рассмотреть в малюсенькое окошко, действительно ли потомка нет дома или он просто не желает им открывать дверь. Но только «глянули звезды» и «месяц величаво поднялся на небо», Пулькины родители заприметили вдалеке приближающееся чудовище ростом больше двух метров – волосатое, с медвежьей головой.

– Сюда! – крикнул Аполлинарий Модестович и, приподняв бочку, запихнул туда супругу – сам спрятался в кадке, что стояла рядом.

Тяжелые шаги снаружи звучали все отчетливее. Чудовище направлялось прямо к хате потомка величайшего русского писателя. Веронику Адамовну разобрало любопытство. Она не выдержала и, приподняв бочку, попыталась удостовериться – неужели и вправду медведь открывает дверь Миколушкиной хаты? Бочка пробежала метра два, потом опрокинулась, и Вероника Адамовна оказалась лицом к лицу с чудовищем.

– Шо таке? Маты моя ридна! – испуганно воскликнуло чудовище голосом Миколы Тарасовича Яновского.

– Аполлинарий Модестович! Вылезайте! Это Миколуфка в фкури медведя! – в неописуемом восторге крикнула она.

– О! Кацапье поганое привалило! – недобро проговорил праправнук Гоголя. – И шо в кухвы позализалы?

– Куда-с? – не понял гоголевед.

Предок указал на бочки, вошел в хату и закрыл за собой дверь.

– Миколуфка, пусти нас!

– Мы приехали-с за тобой! – кричали наперебой супруги, но потомок Николая Васильевича и не думал их пускать.

Гоголеведы снова забегали вокруг мазанки, стучали в дверь и заглядывали в крохотное окошко – там, внутри, при свечке, таксидермист Микола вплотную занялся шкурой медведя.

Так прошел еще час – супруги хоть и находились в постоянном движении, однако ночной холод давал о себе знать, и Аполлинарий Модестович отчаянно забарабанил в дверь.

– Шо надо?

– Миколуфка, пусти нас, или мы тут околеем, – слезно просила Пулькина мать.

– Да шоб вы облидинилы, москали негодные! Шоб вам на том свити черти вси чупрыны пообжигалы!

– Миколуфка, мы понимаем твое негодование! Ты весь уодился в своего великого пьедка! Так же ненавидифь чиновничество и бюокатию! Но повей, мы обо всем договоились! Вся литеатуйная Москва ждет тебя, затаив дыхание!

– Идить, умойтесь наперед! Сдалася мени ваша Москва заскорузлая!