Самый страшный след

Дома он ни минуты не сидел без дела и успел подготовиться к дальнему и непростому переходу из Смоленска в Вязьму. Первым делом он достал из-за иконы единственную имевшуюся у него драгоценность — доставшееся от матери золотое кольцо с красным камнем. Отправившись к бабке Агафье, он выменял на него кусок сала, каравай хлеба, дюжину яиц и ведро картофеля. Притащив все это домой, вскипятил воду, сварил яйца. Затем уложил все продукты в старый солдатский вещмешок, прибавив туда алюминиевый котелок, столовый ножик, спички, соль и пару литровых бутылей чистой колодезной воды. В другую торбу старик упаковал остатки перевязочного материала, пару льняных рушников, кусочек мыла и бутылку с приготовленным отваром лечебных трав. Оставшееся место заполнил спелыми яблоками белого налива.

Теперь ему необходимо было уладить последние дела, за этим он и торопился к храму.

В городе, или, по крайней мере, в его центральной части, в этот день стояла тишина. Ни выстрелов, ни лая собак, ни плача с криками, ни отрывистых команд на немецком языке. В небе изредка гудели самолеты, но захваченный Смоленск их теперь уже не интересовал — они сбрасывали свой смертоносный груз где-то восточнее города.

Старик ступил на территорию храма, когда солнце коснулось лесистых взгорков за Александровским прудом.

Первым делом настоятель обошел храм и приблизился к белокаменной ограде. Еще издали он заметил две кучи свежевырытой земли. Там зияла большая яма: восемь шагов в длину, четыре в ширину и глубиной около метра.

* * *

Тяжелую и скорбную работу отец Илларион и Акимушка закончили, когда город окутали густые сумерки. Все двенадцать убиенных были перенесены из оврага и уложены в общую могилу. На лицо каждому священник положил белую тряпицу.

— Вместе померли, вместе и лежать будете, — вздохнул старик, промокая платком вспотевший лоб.

Коротко помолившись у могилы, он кивнул послушнику:

— Закапывай, Акимушка.

Тот принялся работать лопатой…

Закончили с захоронением вовремя. Священник постоял у невысокого холмика, перекрестился.

— Запомни, Аким: никто не должен знать о том, что мы с тобой похоронили здесь этих людей. Никто!

— Никто. И никогда, — повторил блаженный.

— И о криках забудь. О плаче и о стрельбе также не вспоминай. Не было этого.

— Не было…

— А теперь, сын мой, ступай за тележкой, в которой мы в холода возим уголь и дрова.

Вскоре стукнула дверь небольшой хозяйственной постройки, где хранились дрова с инструментом. Послышался знакомый скрип старых колес.

— Так не годится, — прошептал отец Илларион. — Вези ее к воротам. А я схожу за лампадным маслом.

Спустя несколько минут он вышел из храма с небольшой бутылочкой в руках. Заперев двери на ключ, старик аккуратно смазал маслом металлическую ось тележки. Скрип исчез.

— Другое дело. Пошли.

Они вышли за ворота храма и направились по улице Красина к дому отца Иллариона.

Вокруг по-прежнему было тихо. Сумерки превратились в непроглядную темень. Лишь кое-где светились тусклыми желтыми пятнами окна в домах.

Шли молча. Впереди налегке вышагивал священник. За ним катил тележку послушник. Он никогда не задавал вопросов, просто с дотошной аккуратностью выполнял любые поручения. При этом не рассуждал, не вдавался в подробности, в душу с расспросами не лез. И, пожалуй, сейчас отец Илларион по-настоящему оценил его молчание, ибо на некоторые вопросы ответов у него определенно не было.

Москва

Август 1945 года

Сермягина доставили на автомобиле прямо до места жительства — в небольшой поселок с названием «Заветы Ильича». Хотели подвезти к школе, да на главной улочке навстречу попался трофейный мотоциклет поселкового председателя Павла Андреевича Судакова.

— Останови, — попросил водителя Старцев. — Мой знакомец. Помогал по одному делу…

Майор вышел из машины, поприветствовал председателя, пятидесятилетнего мужчину, поблагодарил за понимание с Сермягиным.

Судаков расспросил о здоровье, о делах, осторожно предложил:

— Может, чайку со свежим хлебцем и медком нового урожая? Вон моя контора — на углу улицы.

Старцев поглядел на часы. Вечерело. В отделе управления в данный момент работали Олесь Бойко и Вася Егоров. Первый инструктировал сотрудников охраны, которым завтра предстояло дежурить в больнице на Соколиной Горе. Второй занимался архивными делами предателей, служивших под немцами в оккупированном Смоленске. Баранец, Горшеня и Ким встречались с Шандором в мытищинском таборе. Саша Васильков провожал Валентину домой. Вроде все при деле. До встречи в отделе, назначенной на двадцать один час, время было.

— Не откажусь, — согласился Старцев. И, открыв заднюю дверцу автомобиля, протянул руку: — Ну, прощай, Иван Лукич. Спасибо тебе за помощь. Приятно было познакомиться.

Тот крепко пожал майору руку:

— Обращайся, тезка, хорошим людям завсегда рад помочь.

Старцев обратился к водителю:

— Отвези его до школы и подъезжай к конторе председателя.

* * *