Самый темный час (СИ)

====== Знакомство. ======

Себастьян

«Самый темный час — перед рассветом»

Какая ерунда. Впрочем, как и все, придуманное людьми.

Но разве можно так сильно заблуждаться? Ведь вот он — предрассветный час.

Ночь во всей своей красе. Ветер стягивает клочья тумана с болот, развевая белесые нити над развалинами некогда блиставшего своим великолепием особняка. Ветер раскачивает черные остовы деревьев на границе с поместьем, едва различимые в темноте и от того приобретающие некий зловещий вид.

Небо затянуто тучами, сквозь которые едва пробивается размытое свечение ночного солнца.

Но разве заслуженно называть подобную красоту самым темным часом?

Да. Если вы человек…

Луна проглянула из-за полога туч, ненадолго выхватив из мрака силуэт демона, держащего на руках ребенка. Ребенка ли?

Мимолетная улыбка тронула губы демона. Нет, не ребенка. Последнего наследника рода Фантомхайв, сторожевого пса Ее Величества, молодого графа Сиэля Фантомхайва. И по совместительству — его господина. Эта мысль была особенно приятна демону, ведь душа, которую он однажды получит, вполне того стоит.

Он шел уверенно, но не спеша, опасаясь разбудить мальчика слишком рано. Все же честь дворецкого не позволяла явить господину подобную картину.

Внутреннее убранство поместья, пожалуй, могло довести до эпилептического припадка любого другого дворецкого, но не Себастьяна…

«Возможно, в разрушении есть своя гармония, но эстетика требует абсолютно иного.»

Устроив Сиэля на своем плаще на полу, — О, позор гордости дворецкого! — демон выпрямился, окинув насмешливым взглядом очередную свою работу.

Вот теперь стоило поторопиться — демон не считал подобающим нахождение своего господина на холодном и грязном полу, тем более в подобной обстановке.

Вытянув из кармана цепочку часов, дворецкий бросил короткий взгляд на циферблат и качнул головой, сбрасывая с лица мелькнувшее выражение недовольства. Вот-вот рассветет, а у него совершенно ничего не готово.

Следующим объектом, извлеченным из кармана фрака, стали четки: обычный браслет с небольшими черными бусинами.

— Пора сменить здесь обстановку. — С этими словами, дворецкий двумя пальцами разорвал нить, позволяя бусинам разлететься.

Одновременно с тем, дом стал меняться: завалы посреди комнат разлетались, вставая на свои места, заделывая трещины в стенах и бреши в своде поместья, затем восстановились подтертые со временем краски, мебель и мелочи вроде ваз и картин.

Разумеется, ни одна из бусин еще не коснулась земли, когда демон придирчиво оглядел плоды своих трудов и, чуть поморщившись, щелчком пальцев сменил цвет штор.

Вот теперь хорошо.

Дворецкий вновь взял на руки господина, что-то прошептавшего во сне, заставив Себастьяна замереть, прислушиваясь.

— Еще рано просыпаться, мой Господин.

Поднявшись на второй этаж в комнату Сиэля, демон уложил мальчика в кровать, быстро оправив одеяла и укрыв того.

Вновь же поступившись собственными принципами — маленький лорд оказался в постели, не совершая вечерних процедур и не сменив белье на полагающееся.

Но это лишь сегодня — уже завтра все войдет в нужную колею…

В последний раз оглядев мальчика, чуть улыбнувшись, дворецкий прикрыл дверь и спустился на кухню.

До рассвета оставались те самые минуты, что потребуются ему для приготовления завтрака для господина и прочих мелких дел.

Сиэль

Кто сказал, что самый темный час перед рассветом?

Нет, самый темный час настает тогда, когда Всевышний уже не в силах помочь, когда по венам течет неразбавленная ненависть, а в сердце живет месть. Час, когда душа уже не имеет значения и цены.

Дворецкий провел ладонью по лицу молодого лорда, убирая прядь волос. Да, сейчас по нему совсем не скажешь… Просто мальчик, утомленный долгой дорогой.

Да, впрочем, и на дворецком табличка «демон» отсутствовала.

«Самый темный час?»

Себастьян резко распахнул шторы, впуская первые лучи утреннего солнца.

Минута в минуту. И чай уже заваривается.

— Просыпайтесь, Господин, утро настало.

Белый цвет — цвет поражения.

Это был конец, разве нет? Дальше идти было некуда. Странно, что он не чувствовал страха, как и боли.

Сейчас он не чувствовал ничего, кроме слепящего света. Он бил в глаза. Хотелось закрыть те ладонью, но руки не слушались, словно окаменев. Тело будто сплошной кусок бесчувственной железяки.

Ведь все еще можно вернуть. Можно исправить.

Нет. Слишком поздно.

Возможно, что он тоже умер? Или все это результат деятельности его головы, что сейчас воспалена слишком гнетущей пустотой, которую нужно было чем-то заполнить.

А потом наступила столь желанная темнота, вызывая у Сиэля мягкий, благодарный вздох.

Оказывается, для того чтобы прийти в себя, ему просто нужно было утонуть в этой бесцветной мгле. Он не смог бы назвать ее черной, потому что не был уверен, что здесь вообще существуют цвета, кажется, это место было самой пустотой.

Это пустота. Это — его приближающееся будущее, то, что его, скорее всего, ждет потом.

Но имеет ли он право думать об этом сейчас? Главное сейчас только одно: месть.