Самый жаркий день (СИ)

Я с интересом посмотрела на своего охранника. Не прост он, ой как не прост. Интересный подарок Макаров Александр Семенович мне сделал, надо будет спросить при случае.

Пристав явился через пол часа, когда я уже начала изнывать от жары и голода. Представитель Управы отнесся к моей компании изначально со скепсисом, я его раньше не видела, он обо мне только слышал, но считал мой интерес к делам полиции исключительно следствием великосветской скуки, а допущение мое к ним — блажью полицмейстера. Вот только после объяснений Григория господин Нестеров заинтересовался сделанными выводами и даже предложил проехать в холодную для осмотра трупа. Я от этой оказии немедленно отказалась, но Гриша испросил у меня разрешения отлучиться в ближайшее время. Пусть едет, конечно, мне же будет больно видеть дядю Колю в скорбной покойницкой.

А вот общение с хозяином убогого особняка не задалось. Дверь отворил сонный слуга, заявивший, что хозяева изволят быть в отъезде, а отъехали они еще три дня назад. Городовой только собрался что-то сказать, как Тимофей наступил ему ногой на сапог, что заметила я, но не хмурый дворецкий в штопанной рубахе на голое тело. И только когда звякнули изнутри запоры, охранники оттащили служивого в сторону, и Григорий спросил:

— На самом деле ты этого Лунина вчера видел?

— И даже сегодня, — подтвердил тот. — В самом деле уезжать собирались-с.

Вот это было и странно, и нелепо. Если умозаключения Гриши верны, то дело раскрыто уже сейчас. Впрочем, если подумать, то ничего удивительного в его сообразительности нет: что он приставлен охранять меня, не означает глупости, ведь все мои, как говорит Аслан, нукеры — сотрудники не просто Тайной канцелярии, но и Особого при ней отдела, а туда за грубую только силу не приглашают, надо и головой работать уметь.

Лунин… эта фамилия мне ни о чем не говорила, вот только есть чувство, что как-то этот Михаил может быть связан с давешними покушениями.

— Пошлю за подмогой, и будем ломать двери, — решил пристав, услышав о лжи лунинского слуги. — Не будет в чистом деле кто-то врать так нелепо. Будете ждать?

Конечно, будем. Свершившаяся месть насытит лучше любого обеда, так что терпим.

[1] Новый канал — ныне Обводный.

[2] Черная речка — сейчас Екатерингофка.

[3] Секретная, она же Калинкинская больница. Изначально — первая в России венерологическая клиника, позже была присоединена к Военно-медицинской академии.

[4] Екатерингофский проспект — ныне ул. Степана Разина.

[5] Каплюжный — сотрудник полиции.

[6] Влопаться — попасться на воровстве, но при этом успеть сбросить «клей». Облопаться — попасться с поличным. Сгореть — не просто попасться, но и получить приговор.

[7] Мазурик — принадлежащий к воровскому сословию.

[8] Потеть — сидеть в полицейской части, в тюрьме.

[9] Дать сламу — дать взятку за освобождение преступника. Дать сламу на клюя — взятка непосредственно приставу.

[10] Кукуев остров — одно из названий Гутуевского острова, получившего свое имя по владельцу — купцу Конону Гуттуеву (Хуттонену), купившему его в 1800 году под строительство пивоваренного завода.

[11] Болотная ул. — ныне Курляндская.

[12] Пещаная улица — Рижский проспект.

Глава 4

Подкрепление прибыло уже через час, причем во главе с самим обер-полицмейстером Петербурга Горголи. Отношения с Иваном Саввичем в эту пору у меня складывались по-разному: как начальник столичных полицейских он привечал графиню Болкошину за былые заслуги, а как генерал-майор Корпуса инженеров путей сообщения выедал душу до последней крошки при обсуждении вопросов строительства паровозов и колесопроводов. Спорили мы с ним нещадно, но каждый раз все заканчивалось одинаково: чиновник хлопал ладонью по столу и объявлял о принятом решении. Мне оставалось только подчиниться, подложив на подпись в отместку очередную смету. Горголи кривился, но брал перо и ставил свой росчерк.

Сейчас этот статный генерал, поправляющий ежесекундно бьющийся на ветру седой чуб, поприветствовал меня вежливым поклоном. В подробности дела его успели ввести по дороге, и отнесся Иван Саввич к нему со всей ответственностью и спешкой.

— Ломайте! — грозно крикнул он, и четыре дюжих молодца с добытым где-то бревном высадили дверь в особняк со стороны под бельведером[1].

Дальнейшее напоминало какой-то бестолковый штурм, от вида которого морщились и мои охранники, и сам генерал, так что ему пришлось извиняться за это ужасное зрелище: мол, сотрудники мои — не гренадеры, а конторские хари. Но и так вышло дельно, потому что всех присутствующих в доме оказался давешний слуга, а больше никого и не было. Мужичка, назвавшегося Харитоном, посадили в гостиной, где он и принялся браниться, пока не увидел Горголи в мундире и при орденах. Понял, что время возмущаться безвозвратно прошло.