Самый жаркий день (СИ)

Со священником я болтала еще долго. Говорили мы о многом, и чем дальше, тем более интересным собеседником казался мне отец Михаил. В нем чувствовалось хорошее светское образование, не характерное для служителя Церкви в наше время. Кругозор иерея был широк, а цитировать по памяти он мог авторов, которых я даже и не читала. Даже охранники прислушивались к нашей беседе, особенно Гришка, за которым давно предполагалось некое особое воспитание, тщательно им скрываемое.

Еще больше удивляло меня мнение отца Михаила о науке. Я все больше полагала, что особенно естественная мысль будет встречать в собеседнике некое отторжение, ведь чем больше человек узнает о мире, тем чаще он сомневается в божественном его происхождении. Священника такие мысли должны были бы злить, но он, продолжая наш разговор, начатый еще в начале экспедиции, разглагольствовал о роли Церкви в научном познании.

— Вера, Александра Платоновна, раздвигает границы познания для мужа ученого. Верили люди когда-то, что твердь земная — плоская, как тарелка, но сейчас все знают, что земля наша подобна шару. Церковь принимает это и предлагает свое объяснение, основанное на непознаваемости замысла Божия. Что делает ученый? Стремится в гордыне своей познать непознаваемое. И если ему это удается, Церковь дразнит его новой тайной. Не зря же лучшие умы бьются над доказательством или опровержением существования Его.

— В самом деле? — удивилась я.

— Считаете ли Вы кенигсбергского мыслителя Канта великим мыслителем?

Здесь пришло время мне смутиться и признаться, что c трудами немца я знакома, но мало что поняла в них.

— Забавное чтение, поверьте мне! — воскликнул отец Михаил. — Сначала я негодовал, когда господин Кант стал опровергать пять доказательств Бога Фомы Аквинского, но возрадовался, когда сам он привел шестое, полагая его единственно верным.

— Такое логичное?

— Да нет, такие же досужие размышления, как и у Фомы, — отмахнулся иерей. — Но интересно. Иммануил исходил из детерменизма, если знаете, что сие слово означает…

— То, что все события взаимосвязаны друг с другом.

— Приятно поражен, графиня.

— Скорее уж я удивлена.

— Что, — усмехнулся священник, — не ожидали от попа таких познаний?

Я с веселой иронией развела руками. Ну в самом деле, в людской молве попы рисовались больше твердолобыми самодурами, но никак не теми, кто знает понятие «детерменизм», читает Канта в оригинале, так еще и понимает его.

— Господин Кант утверждает, что все в мире взаимосвязано, но поступок человека может нарушить этот закон, следуя свободе воли, которая дается лишь от Господа. И это он полагает истинным доказательством существования Его.

— Как-то сложно. И не очень логично.

— А потому что Он — непознаваем. Но наука стремится объяснить все, ищущий ум старается понять все сущее, в том числе и Бога. Вот и получается, что вера является двигателем прогресса.

— А еще стремление придумать способы надежнее убивать себе подобных, — вздохнула я.

— И это тоже, — не стал спорить отец Михаил. — Но это не в силах изменить ни я, ни Патриарх, ни Папа.

Дальнейший разговор уже не касался столь возвышенных тем, я пыталась вызнать о прошлом иерея, он же легко уходил от моих вопросов: вроде и не отказывался отвечать, но и не раскрывал свои тайны. Суть порученной ему миссии тоже так и осталась загадкой до сих пор, но зачем-то представитель Синода трясся сейчас на верблюде, стремясь попасть в далекую Индию.

Но прежде загадочной страны необходимо было пересечь Хорезм, так негостеприимно встретивший нас. Сама природа старалась помешать русской экспедиции, солнце жарило совсем немилосердно. Ланжерон вынужден был объявить привал в чахлой рощице, которая не смогла укрыть всю армию, но солдаты валились в любое подобие тени. Лошади тяжело дышали, и пара из них уже отправилась в свой лошадиный рай. Никаких разъездов хивинцев так и не показывалось, а наша разведка в авангарде тоже не заметила неприятеля ни разу.

На отдых отвели час, по истечению которого люди с трудом поднимали себя и строились в колонны. Офицеры не решались кричать, а лишь уговаривали своих подчиненных выдавить из себя еще толику терпения, показать, что русскую армию никто не превзойдет в ее мужестве и настойчивости. Солдаты роптали, но не зло, не обреченно, а со злым смехом. Взбодрить войско смог отец Михаил, объявивший, что в Хиве их ждет колодец, выкопанный самим Симом. Набожные вчерашние крестьяне поверили в это сразу, и религиозное рвение разлетелось мгновенно. Теперь уже рядовые подгоняли командиров, просили скорее дать возможность прикоснуться к библейской легенде.

— Это Вы сейчас придумали? — спросила я иерея.

— Таким не обманывают, графиня, — строго ответил он. — Как на самом деле было, никто не скажет, но издревле пишут, что сын Ноя после Потопа остановился отдохнуть и увидел во сне триста факелов. И велел заложить в этом месте город, повторивший очертания их. И выкопал сам колодец, попробовал его воду и крикнул: «Хей вах!» — «прекрасно!». От него и пошло название Хива.

— И Вы сами в это верите?