Сан Феличе. Книга 1

"Место, куда удалился Иосиф во время рождения Христа".

Богоматерь так и сверкала в своей роскошной ризе из золотой парчи; на челе ее искрилась бриллиантовая диадема, в ушах — изумрудные серьги, на руках — такие же браслеты, а на всех пальцах — кольца, и подпоясана она была кушаком, усыпанным драгоценными камнями.

На челе младенца Христа виднелся золотой листок — символ нимба.

В той части, где пребывали Мадонна с младенцем, виден был ствол пальмы, которая рассекла свод и пышно раскинулась на воле; то была пальма, упоминаемая в предании: она давным-давно засохла, но вновь ожила и зацвела, когда Богоматерь в родовых муках обхватила ее.

У входа в пещеру стояли на коленях три царя-волхва, принесшие для божественного младенца драгоценные камни, сосуды и богатые ткани. И камни, и дорогие сосуды, и ткани были подлинные; их взяли из королевской сокровищницы и Бурбонского музея; на шее у волхвов были ленты ордена Святого Януария; волхвам сопутствовало множество слуг; они вели на поводу шестерку коней, впряженных в великолепную задрапированную карету.

Пещера с персонажами в натуральный рост находилась слева от зрителя, то есть, по театральному выражению, — "у сада".

"У двора", то есть с правой стороны, напротив трех волхвов находились три пастуха, которым путь указывает звезда; двое из них вели на ленточках барашков, а у третьего на руках был ягненок, за которым спешила его блеющая мать.

Повыше пастухов, на втором плане, было представлено бегство в Египет: Богоматерь, сидевшую на осле с младенцем Христом на руках, сопровождал святой Иосиф; он шел несколько позади, и четыре ангела, подвешенные на веревках, оберегали ее от палящего солнца, распахнув над нею синий бархатный покров с золотой каймой.

Декорация повыше сцены поклонения волхвов воссоздавала подъем Капуцинов со стороны Инфраскаты и фасад монастыря святого Ефрема.

Дополнением к картине бегства в Египет должны были стать фра Пачифико и его осел, воспроизведенные, как и Вифлеемская пещера, в натуральном виде; чтобы сходство было полное и монаха и скотину можно было узнать с первого взгляда, фра Пачифико, проходившего по площади Кастелло за три дня до этого, пригласили во дворец: король пожелал с ним переговорить. Монах готов был исполнить приказание, но никак не мог понять, зачем-он понадобился Фердинанду. Прославленного проповедника ввели в зал, где были сооружены ясли, и из уст самого короля он узнал, какую огромную честь его величество намеревается оказать монастырю святого Ефрема, поместив в ясли-монаха, занимающегося сбором пожертвований, и его осла. В соответствии с этим фра Пачифико разъяснили, что, пока будут длиться сеансы, ему не придется утруждать себя сбором подаяний, ибо корзины его будет наполнять королевский дворецкий.

Так обстояли дела три дня, к великому удовольствию фра Пачифико и Джакобино, которые даже в минуты самых необузданных своих мечтаний никогда не надеялись, что в один прекрасный день им выпадет честь встретиться с королем лицом к лицу.

Поэтому фра Пачифико с трудом подавлял в себе желание поминутно восклицать "Да здравствует король!", а Джакобино, видя изображение ревущего собрата, еле сдерживался, чтобы не последовать его примеру.

Остальные евангельские эпизоды были расположены все дальше в глубине сцены, где можно было видеть Христа, беседующего с книжниками, и его встречу с самарянкой; чудесный лов рыбы; Христа, когда, шествуя по водам, он поддерживал робеющего святого Петра; Христа с женщиной, обвиненной в прелюбодеянии, причем в этой группе обращала на себя внимание одна подробность — то ли случайно, то ли вследствие циничного лукавства короля Фердинанда, та, которой Христос отпускает ее грех, была, подобно королеве, белокурой, и губа ее чуточку выдавалась вперед, как у австрийских принцесс.

Четвертый план был занят сценой трапезы у Марфы, трапезы, во время которой Магдалина умастила ноги Христа благовониями и вытерла их собственными волосами. А еще дальше был воспроизведен торжественный вход Господа в Иерусалим в Вербное воскресенье. Гвардейцы в королевской форме охраняли городские ворота и, взяв на караул, приветствовали Христа. Примечательно, что Иерусалим был укреплен в духе Вобана и вооружен пушками, что, как известно, не помешало Титу взять его.

В других воротах Иерусалима виднелся Иисус, несущий свой крест, в окружении солдат и простонародья; путь его до Голгофы был отмечен крестами.

Голгофа возвышалась в самом конце перспективы, слева от зрителей, а на противоположной стороне раскинулась Иосафатова долина, и там покойники выходили из могил. Их лица выражали надежду и ужас в ожидании Страшного суда, на который их сзывал трубными звуками ангел, реющий над ними.