Сан-Франческо-а-Рипа

Стендаль Сан-Франческо-а-Рипа

Арист и Дарант излагали этот сюжет, что навело Эраста на мысль изложить его тоже.

30 сентября

Я даю перевод итальянской хроники, подробно описывающей любовную связь римской княгини и француза. То было в 1726 году, в начале прошлого столетия. Все злоупотребления непотизма[1] процветали тогда в Риме. Никогда еще этот двор не был столь блестящим. Царствовал Бенедикт XIII (Орсини), или, вернее сказать, всеми делами, и большими и малыми, управлял от имени папы его племянник, князь Кампобассо. Иностранцы отовсюду съезжались в Рим; итальянские князья, испанские дворяне, еще не растратившие золота, полученного ими из Нового Света, стекались туда толпою. Человек богатый и могущественный чувствовал себя там неподвластным законам. Волокитство и щегольство составляли, по-видимому, главное занятие этого великого множества иностранцев и уроженцев Италии.

Две племянницы папы, графиня Орсини и княгиня Кампобассо, делили между собою могущество их дяди и восхищение всех придворных. Своей красотой они выделялись бы даже, если бы стояли на самых низших ступенях общества. Орсини, как запросто говорят в Риме, была весела и disinvolta[2]. Кампобассо чувствительна и набожна; но этой чувствительной душе были свойственны самые бурные порывы. Ежедневно встречаясь у папы и часто посещая друг друга, эти две особы, хотя они и не были открытыми врагами, соперничали во всем: в красоте, влиянии и богатстве.

У графини Орсини, менее красивой, но обольстительной, легкомысленной, подвижной и склонной к интригам, были любовники, которым она уделяла мало внимания и которые царили один миг. Графиня находила счастье в том, чтобы принимать в своих гостиных двести человек и быть среди них королевой. Она смеялась над своей кузиной Кампобассо, которая после того как три года подряд всюду показывалась с одним испанским герцогом, кончила тем, что приказала ему покинуть Рим в двадцать четыре часа, и притом под страхом смертной казни.

— Со времени этого крупного происшествия, — говорила Орсини, — моя величественная кузина ни разу не улыбнулась. За последние несколько месяцев стало видно, что эта бедная женщина умирает от скуки или от любви, а ее муж, человек очень ловкий, выдает эту скуку нашему дядюшке, папе, за величайшее благочестие. Я предвижу, что это благочестие заставит княгиню предпринять паломничество в Испанию.

Кампобассо и не думала сожалеть о своем испанце, в продолжение по меньшей мере двух лет наводившем на нее смертельную скуку. Если бы она сожалела, то послала бы за ним, ибо она принадлежала к числу тех непосредственных и страстных натур, какие нередко можно встретить в Риме. Случалось, что эта восторженно набожная, хотя едва достигшая двадцати трех лет и находившаяся в расцвете красоты женщина кидалась в ноги своему дяде, умоляя дать ей папское благословение, которое, как мало кому известно, отпускает, за исключением двух-трех ужасных грехов, все остальные, и даже без исповеди. Добрый Бенедикт XIII плакал от умиления.

— Встань, племянница, — говорил он ей, — ты не нуждаешься в моем благословении, ты достойнее меня перед богом.

В этом папа, несмотря на свою непогрешимость, ошибался, как и весь Рим. Кампобассо была без памяти влюблена, ее любовник разделял ее страсть, и, однако, она была очень несчастна. Уже несколько месяцев она почти ежедневно виделась с шевалье де Сенесé, племянником герцога Сент-Эньяна[3], в то время посла Людовика XV в Риме.

Сын одной из любовниц регента Филиппа Орлеанского, юный Сенесé пользовался во Франции высочайшим покровительством; давно уже имея чин полковника, хотя ему едва исполнилось двадцать два года, он обладал фатовскими привычками и теми качествами, которые их оправдывают, но по своему характеру он все же не был фатом. Веселость, желание всегда и всем забавляться, ветреность, доброта и мужество составляли наиболее заметные черты этого своеобразного человека, и в те времена можно было сказать, в похвалу французской нации, что он был ее чистейшим образцом. Увидев шевалье, княгиня Кампобассо его отличила.

— Но я не доверяю вам, — сказала она, — вы француз; предупреждаю вас об одном: в тот день, когда в Риме узнают, что я иногда тайно вижусь с вами, мне станет ясно, что это рассказали вы, и я разлюблю вас.

Играя с любовью, Кампобассо вскоре страстно влюбилась. Сенесé тоже полюбил ее, но их связь продолжалась уже восемь месяцев, а время, усиливающее страсть итальянки, убивает чувство француза. Тщеславие несколько утешало шевалье в его пресыщенности; он уже послал в Париж два-три портрета Кампобассо. Впрочем, осыпанный, как говорится, с колыбели всевозможными благами и преимуществами, он вносил свойственную ему беспечность даже в интересы тщеславия, обычно поддерживающего такое беспокойство в сердцах его соотечественников.