— Так кто ты? Расскажешь?
Я бы рада, но при всем желании — это сложная история.
— Давайте пока представим, что я — козырная карта Судьбы.
Наемник и брюнетка переглянулись. Флер презрения, которым они обоюдно обменялись по поводу меня, можно было наматывать на кулак, таким он был плотным.
— А кто их пёк? — поинтересовалась я невпопад, указывая на пироги.
«Какая разница?» — молча спросил «шрам». И зря. Я бы в этот магазин наведывалась ежедневно.
— Давайте представим, что я все-таки друг, — предложила миролюбиво. — И встретились мы исключительно потому, что можем быть друг другу полезны. Осталось выяснить, как именно, но для этого нужна правда…
— Много ты о себе рассказываешь правды? — Охр был жгучим, как перец. Молодым, тугим, красивым до безобразия. Перед ним, предварительно раздвинув ноги, легло бы девяносто пять процентов девиц. Остальные пять не легли бы лишь потому, что предпочитали блондинов. Ох уж эти загнутые вверх ресницы, дерзкие глаза, в меру широкие брови. И еще налитые мышцы, ножи на поясе, агрессивные тату. Завораживает, когда мужчина ведет себя почти как позер. Почти, потому что на самом деле уверен в себе, потому что наслаждается своей мощью и возможностями, потому что знает, на что способен. Человеку, который верит в себя, хочется верить тоже. Я даже засмотрелась на него и потому задержалась с ответом.
— Немного. Просто она — сложная.
— Или потому что ты человек Триалы?
«Шпионка».
— Триалы?
Сколь глупая, столь и новая для меня мысль. Они боятся того, что я подослана Королями для выяснения их секретов?
Вместо ответа я приступила к дегустации вишневого пирога и на пару минут попросту потерялась для общества, потому что эти самые вишни сначала росли под теплым солнцем Софоса, затем были собраны заботливой рукой в плетеную корзину, тщательно отмыты и разделаны, уложены на тесто, покрыты прозрачной патокой… Нет, я однозначно должна влезть «шраму» в голову и выяснить имя повара, но пока мне слишком вальяжно, чтобы напрягаться. Однако гости сидели и ждали продолжения диалога, пришлось кружку с чаем поставить на стол.
— Шпионка? Нет, я не шпионка и к Триале не имею никакого отношения. Здесь я нахожусь исключительно потому, что есть у меня незаконченные дела с одним человеком…
«Возможно, что-то большее, но им незачем об этом знать».
— А доказать свое миролюбивое к вам отношение я могу просто: что никогда не передал бы вам шпион из Триалы? Выберите вещь, укажите ее местоположение, и я вам ее принесу.
— Потому что все можешь достать?
— Могу.
Охру не нравилась моя уверенность.
— Короли снабдят?
— А есть то, чем не снабдят?
И впервые открыла рот женщина.
— Книгой.
Остальные посмотрели на нее с тяжестью, сомнением в том, что мне нужно было это слышать, и одновременно согласием — да, короли бы этим не снабдили даже шпиона. Слишком ценная.
— Какой книгой?
— Той самой, которую ты ищешь. Из библиотеки.
— Кара…
Упрекнул Охр. Сверкнул взглядом — зачем? «Потому что ее она не принесет», — ответили ему мысленно. Сама Кара вновь захлопнулась — она не желала со мной общаться, держалась за испорченный медальон, опять смотрела в сторону открытого балкона, откуда слышался беспрерывный шум волн. Амулет, по всей видимости, достался ей от бабки, а той от своей. И так было много столетий подряд. Пока не появилась я…
— Значит, нужно достать эту самую книгу? — как удобно, что ищем мы одно и то же. — А место ее хранения вам известно?
— Известно, — обронил шрам. — Только… нам надо подумать.
Они хотели выйти, пообщаться, что-то обсудить. Возможные риски, наверное.
— Думайте.
Прежде чем они вышли за дверь, я обратилась к Каре.
— Дай его мне, я посмотрю.
И моментально увидела не женщину — шипящую кошку.
— Его теперь никогда не починить!
— Ты этого не знаешь.
— Дай ей… — вдруг вмешался «шрам» и многозначительно посмотрел на спутницу.
Только я и Кара знали о том, чего ей стоило снять цепочку, которую много лет назад надела ей на шею бабушка.
Дрожащая ладонь, красные ногти; полный ненависти и обиды взгляд. И полпроцента надежды на то, что что-то можно исправить. Конечно, Кара бы носила его до самого конца и в качестве обычного нерабочего украшения, но очень ей хотелось вновь прикоснуться к силе потухшей змеи. И память, и семейная реликвия, и любовь бабушки, что до сих пор питала сердце.
— Минут пятнадцать меня не кантовать, — попросила я, не глядя на гостей.
Пусть пока обсуждают, что хотят, я присмотрюсь к вещице повнимательнее.
Ее создавали Элео. И ощущалось, что в те времена они еще имели плотные тела, но уже плели из энергии символы, знаки и руны, вкладывали их в вещи, придавали старым функциям новые значения.
Глаза змеи — два мелких красных баллита, внутри же кристаллический порошок неясного, но очень сложного происхождения. Чтобы починить вещь, нужно стать вещью. Увидеть ее кристаллическую решетку, вернуть на место ту структуру, которой медальон обладал большую часть времени, зафиксировать в прежнем состоянии.