Санаторий «Седьмое небо»

Неподалеку захрустела галька. Кто-то шел по пляжу, и вспугнутая птица, развернув бесконечные крылья, поднялась в воздух. Лев повернулся на звук шагов и узнал деда, уборщика пляжей. Только вот что тому было делать на побережье во время шторма? Ведь убирать мусор бессмысленно: море постоянно вышвыривает новые порции разнообразного хлама, охапками выносит сломанные ветки и пучки водорослей. Потом Лев понял, что мусор деда совсем не интересует. Тот шел, не глядя под ноги, и с каждым шагом приближался к нему.

– Чего тебе, батя, не сидится дома на теплом диване в такую погоду? – крикнул Лев. Перекричать рев моря было не так-то просто, и, хотя дед был уже рядом, но все равно не расслышал и переспросил, повернувшись ко Льву ухом с приставленной ребром ладонью.

– Меня, что ли, проведать решил? – снова выкрикнул Лев, глядя на деда снизу вверх. Он бы встал, да опасался, что ноги, задеревеневшие от долгого сидения, подведут и не удержат его тело.

– Ага, – тоже крича, ответил дед, роясь в кармане куртки. – Тут вот это… Передать просили, – он извлек мятый листок бумаги и протянул его Льву. Лист затрепетал, тут же схваченный ветром, намерившимся вырвать его из стариковской руки. – Письмо, что ли, какое-то.

Лев вцепился в бьющийся пойманной птицей листок, расправил и поднес к глазам, пытаясь разобрать корявые буквы текста, написанного синим карандашом, но не успел прочесть и первой фразы, как буквы неожиданно смешались и хаотично забегали перед глазами скопищем потревоженных насекомых. И в тот же миг взорвалось его сердце. Первые три слова, которые Лев успел прочитать – «Привет, Лека-лежебока!» – были написаны неумелым почерком Раюшки.

Дразнить его «Лекой-лежебокой» Рая начала в отместку на Раюшку-попрыгушку, – прозвище, придуманное Львом за то, что дочь часами скакала по квартире, пытаясь исполнить балетные трюки, называемые ей «па де бак» и «антраша», и при этом тяжело топала. «Я не попрыгушка, я балерина! – сердито кричала она в ответ на казавшееся ей обидным прозвище. – А ты… ты тогда Лека-лежебока! Вот! Только и делаешь, что лежишь на диване!» Лев возразил ей, что Лека не может иметь к его имени никакого отношения, слишком уж исковерканное, но Рая с тех пор только Лекой его и звала.

Лев прижал к коленям пляшущий в руках лист и жадно вперился в него. Буквы понемногу успокаивались, возвращаясь на свои места, и вскоре можно было читать дальше. Весь окружающий мир мгновенно перестал существовать, пока Лев пожирал глазами слово за словом в надежде, что истина вот-вот откроется: похоже, дочь нашла способ сообщить, где находится! Наверняка она похищена, и, раз выкуп до сих пор не потребовали (Лев установил на смартфоне самую большую громкость звонка и часто проверял список входящих вызовов, но последний, недельной давности, был от Нади), значит цель похищения – не деньги, и думать об этом было страшно.

Однако, кое-как осилив небольшой текст, Лев разочарованно замотал головой и прикусил нижнюю губу, сдерживая подступившее рыдание – в письме не было никакой информации! Лишь бессмысленный набор цифр и слов, похожий на нескладную считалочку. Ничего – совсем ничего! – о том, где сейчас его дочь, цела ли и как ее вернуть!

Текст был следующего содержания:

«Привет, Лека-лежебока!

1,2,5 – люблю танцевать.

4,6 – талант есть.

1,4 – мой танец лучший в мире.

15, 7, 5, 21 – я лучшая из балерин.

Зря я плакала. Помнишь, Лека-лежебока?

Рая».

Ни единой зацепки! Ноль информации! Наверное, Раю накачали какими-то сильнодействующими препаратами, и она написала это в неадекватном состоянии. Боже, ужас! Хотя не так уж все и плохо… теперь он знает главное: дочь жива! Лев почувствовал, как жизнь стремительно возвращается в его одеревеневшее тело, врывается бурным водопадом, толкает бежать на поиски со всех ног – хоть на край света. Вот только еще знать бы, где этот край… И вдруг догадка озаряет мозг яркой вспышкой – это знает тот, кто передал письмо! Ведь он получил его от Раи!

Деда-уборщика рядом уже не было. Его удаляющаяся фигура маячила вдали. Льву казалось, что прошла секунда с того момента, как он взял письмо из его рук, и вот, того и гляди, дед скроется в туннеле подземного перехода под железнодорожными путями. Лев сунул драгоценный клочок бумаги в карман спортивной куртки, вскочил и помчался следом на нетвердых подкашивающихся ногах, спотыкаясь и едва не падая. Чудом не разбился, растянувшись на ступенях лестницы, ведущей наверх, на набережную, оцарапав колени и ладони. «Де-ед, сто-о-ой!» – заорал он хрипло. Крик прозвучал карканьем обезумевшего ворона. Дед обернулся, на лице его отразился испуг, и тот припустил бегом, неуклюже переваливаясь с боку на бог и шаркая ногами. Лев догнал его в подземном переходе, схватил за плечи и с размаху впечатал в стену, обложенную кафелем.

– Кто? Кто дал тебе… письмо?! – бешеным зверем прорычал Лев, с силой встряхивая старческое тело, будто от этого ответы могли сами вывалиться из него.

– Что? Не знаю, – тот растерянно захлопал глазами. – Я ее не знаю.