Sancta roza. Первая часть. О чем молчат солдаты

Стоявшие рядом солдаты принялись срезать веревки, под руки подхватили Алёшина, помогая встать на ноги. Илья стоял, пошатываясь, упираясь головой в потолок. С высоты своего роста поверх голов снующих вокруг него егерей он заинтересованно принялся рассматривать висевший на стене плакат с полуобнаженной девицей. Пленный не заметил, как кто-то из присутствующих сунул ему в отекшую руку алюминиевую кружку с водой. Онемевшей рукой он кое-как поднял посудину и, боясь расплескать, опрокинул в рот все содержимое. Выпустив из рук пустую кружку, под звуки прыгающей по полу посудины облегченно громко крякнул.

– Красива, любить? – спросил переводчик, перехватив взгляд пленного с картины. В знак согласия Алёшин прикрыл глаза. «Баба, что надо, а то не знаешь», – подумал Илья, вспоминая видения, облизнув все еще сухие губы и растирая затекшие от крепких пут руки. Офицер что-то сказал солдатам и показал на дверь.

«Los, los!»⁶, – произнес один из солдат и направился к выходу, второй, что повыше, карабином легонько подтолкнул Алёшина в спину. Илья взглядом измерил другого высокого, но худосочного военного, причмокнул губами и принялся медленно переставлять затекшие ноги. Они совершенно не слушались, откуда-то снизу по мышцам ног бежали покалывающие мурашки. От неприятных ощущений в гудящей голове и теле штрафник чуть слышно стонал, но прилагал еще больше усилий, чтобы преодолеть беспомощность, не показывая окружающим свою растерянность от нахлынувшей во всем теле слабости. Охраняющий пленного егерь поднял с пола кружку, наполнил ее водой и не глядя протянул. Пока Илья уже медленно допивал воду, охранник поднял валявшуюся рядом с кроватью шапку, нахлобучил Алёшину на голову, жестом еще раз показал на дверь.

Выйдя на улицу, штрафник расправил плечи и осмотрелся по сторонам. Вечерело. Легкий морозец окутывал округу сединой свежей изморози. По небу низко над землей плыли рваные облака, свинцовые края которых цеплялись за высокую скалу, оттачивая и полируя нависающие над землей ее каменные уступы. «Вот я и дома. Бесово отродье прав, свобода там, где ты есть, даже если руки и ноги связаны», – подумал, восхищенно осматриваясь, оставленный отступившими однополчанами рядовой штрафник Илья Алёшин. Несколько примкнувших к скале строений с покрытыми мхом крышами формировали строй изогнутой линией, повторяя контуры подножья скалы, – результата неряшливых ваяний неизвестного мастера. Домики соединяла заботливо уложенная камнем, также как и все в округе, припорошенная снегом извилистая дорожка. Из облаков, словно мелкая стружка абразива, сыпался на землю легкий еле заметный снежок. Где-то справа из-за скалы доносились ухающие разрывы мин, что нарушало идиллию мирного существования видимых творений рук человеческих. Илья высоко задрал голову, вглядываясь в бесконечное кружение темнеющей снежной пыли, сделал глубокий вдох, открытым ртом ловя плавно летящие крупные снежинки. «Надо же, живой и невредимый, спасибо тебе, Господи, если ты есть!» – громко выкрикнул военнопленный и зашагал вслед за охранником по припорошенной снегом ухоженной дорожке. Пройдя несколько шагов, мужчина принялся расстегивать галифе.

– «Nein, nein gehe weiter»⁷, – закричал замыкающий процессию сопровождения егерь и принялся толкать Алёшина в спину стволом карабина, указывая направление движения. Илья молча повиновался. Пройдя пару домиков, военные остановились у строения, покрытого маскировочной сеткой. «Gehe hinein»⁸ – показывая на дверь, произнес замыкающий и остановился.