Sancta roza. Первая часть. О чем молчат солдаты

Низко склонив голову, вслед за первым сопровождающим Илья вошел в помещение. В углу под потолком небольшой светильник излучал тусклый свет, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть две закрытые дверьми небольшие кабинки. Войдя в одну из них, Алёшин от изумления остолбенел. На небольшом приступке виднелось какое-то зацементированное в пол изделие из чугуна со стоячей в горловине водой. Военнопленный обернулся назад в незакрытую дверь. Его взгляд одновременного вопроса и отчаяния, видимо, рассмешил стоявшего позади егеря. Солдат, весело улыбаясь, показал, что и куда надо делать. В заключение посветил нагрудным фонариком меж ног пленника, высвечивая отхожее место. Справив нужду, Илья вышел из кабинки, на ходу застегивая галифе. За годы заключения ставшим привычным движением сомкнул за спиной руки и отвернулся к стене. Позади военнопленного зашумела вода. Охранник, смыв унитаз, легко тронул за спину Алёшина, давая понять, что можно двигаться. В обратный путь процессия перемещалась в другом порядке. Ожидавший на улице солдат с карабином наперевес двигался замыкающим. Штрафник шел неторопливо, вслушиваясь в поскрипывающий снег, обдумывая варианты возможного развития событий. «Живут же колбасники, даже параша с подогревом и каким-то аппаратом, обосновались капитально… так что не воевать…», – от этих мыслей в его контуженую голову накатила тоска. Но более всего грызла обида за свою беспомощность перед немецкой педантичной прагматичностью, которая проявлялась даже в быту. «Вот бы в нашем селе такую штуку поставить, – не утихала зависть в голове Ильи, – тетки свои точки не морозили бы и с горшками меньше возились». «После войны обязательно что-нибудь подобное выкую, надо будет эту чугуняку внимательно рассмотреть и запомнить, – окончательно забыв про головную боль, доброволец попытался разогнать и черные мысли о своем безысходном положении пленника, – интересно эти вояки будут пытать? Я ничего такого секретного не знаю. Нас, зэка, красноперые вообще за мясо держат, живем, как нелюди, на холоде и спим, как животные, нужду справляем, где придется».

Вернувшись в помещение, сопровождающий егерь показал пленному на ту же, но уже аккуратно заправленную армейским темно-зеленым одеялом кровать. Связывать не стали. Сразу садиться Алёшин отказался, отрицательно качая головой, принялся с себя стаскивать тесную ватную армейскую телогрейку с торчащими из рукавов и спины клочками ваты. Только после того, как остался в сырой от пота вонючей гимнастерке, Илья усадил свое тяжелое тело на кровать. После прогулки на свежем воздухе головная боль утихла, дышать стало легче, но рой обрывочных мыслей крутился, не останавливаясь. Из головы военнопленного не выходило видение. Он почти физически ощущал свежую прохладу высокогорного тумана, как вдруг вспомнил яркую вспышку внутри окопа перед немецким дотом, обжигающий лицо комок воздуха и яростную дробь бьющегося о каску металла. Вернувшись в реальность, у Алёшина промелькнула мысль: «Раз я здесь, высотку не удержали. Что с нашими, где остальные, почему я один?»

Сидевший на табурете офицер наклонился в сторону пленного, глубоко вдохнув, демонстративно расширил ноздри и замахал рукой перед сморщенным носом – всем видом демонстрируя силу неприятного запаха, который источало обмундирование бойца Красной армии.

– Wo ist deine Gewehr?⁹ – вдруг произнес офицер.

– Не выдали, – ответил военнопленный, демонстративно выслушав перевод.

– Wie bitte?¹⁰ – не понял перевода военный.

– Просто не выдали и все, чего тут непонятного? – недовольно буркнул пленный, мысленно ругая тех, кто отправил его безоружного на верную гибель.

– Bist duein Pazifist?¹¹ – продолжил задавать вопросы штурмбанфюрер Йозеф Камбер.

– Что это такое? – не понял военнопленный, дослушав переводчика.

– Пацифист – бросай маузер, – произнес переводчик, взял карабин у стоявшего рядом охранника и опустил на пол.

– «Nicht маузер – ест пацифист»? – от внезапной догадки непонятного вопроса у Ильи расширились глаза.

– Ну, фриц, даешь! Я не ваш цифист. Я зэка!

– Что ест зака? – теперь уже не понял фразу переводчик.

– Зэка – это тюрьма, забор, решетка, Сибирь, лагерь, понимаешь?

– Ты ест Сэбирь каторга?

– Нет, не каторга, я – зэка, правда, особых различий не вижу, – смачно выругавшись, штрафник умолк, после небольшой паузы добавил, – настоящую винтовку мне не дали, а от деревянной балалайки я отказался.

– Ты играть балалайка?

– Да ну, что ты, балалайкой у нас похожую на винтовку деревяшку зовут. Красноперые приказали маузер у тебя, фриц, забрать! – при этих словах Илья указал на охранника пальцем своей не меньше телячьей лопатки ладони.