Сандра (СИ)

Неужто во всем городе, кишащем жизнью, людьми, заведениями, огнями, магазинами — неужели среди всего этого многообразия о Лаэрте помнила одна посторонняя, едва знакомая девушка? Неужели она одна ночами проливала о нем слезы, одна тосковала по его добрым глазам? Она, к которой он вряд ли относился всерьез, которую поцеловал-то всего один раз — и то из благодарности?.. Выходило, что первая встречная знала о Лаэрте Мильгрее больше, чем те, кто жил с ним бок о бок; чем те, кто часто общался с ним, пил вино и коротал ночи… Да, пускай все они забыли его, пускай даже имя его выветрилось из их памяти как буквы на песке, смываемые прибоем, — все-таки одна ничтожная песчинка помнила о нем, потому что просто не могла предать забвению…

Вошел Эмиль, но Сандра даже не подняла головы. Она изводила его своим равнодушием; казалось, он для нее вовсе перестал существовать.

Обычно шофер стоял над ней недолго. Иногда он молча ждал, что она ему что-нибудь скажет, а иногда и сам задавал односложные вопросы. Получив ответ, Эмиль уходил, угрюмо шаркая ногами.

Вот и теперь он остановился перед ней, а девушка, сжав губы, с нетерпением стала дожидаться его ухода. Да-да, с нетерпением! Едва только его шаги раздавались за дверью, как ей уже хотелось, чтобы он поскорее ушел. Внешне Сандра всеми силами старалась не выдать своего волнения, но внутри была уже отнюдь не такой спокойной, как раньше; дни заточения выматывали ее, высасывали из нее все соки, но, как оказалось, мучилась не одна она…

Эмиль не уходил вопреки заведенному правилу, а все топтался, буравя пленницу пристальным взглядом. Помимо воли Сандра привстала с подушек, испугавшись, что ее мучитель начнет вытягивать из нее согласие силой, но ей хватило одного взгляда, чтобы окончательно успокоиться на этот счет. Если в первые дни он мог кричать, метаться из угла в угол, то теперь лишь подавленно молчал, а глаза его взволнованно блуждали по комнате, но ничего не видели перед собой и только расширялись от одного ему понятного ужаса.

Его страх передался и ей. Собрав последние силы, Сандра села на краешек широкой постели.

— Что-то с девочками? — спросила она. Эмиль был бледен, как полотно. Его черные, непроницаемые глаза сверкали, со лба крупными каплями катился холодный пот, руки дрожали — весь он был так жалок, что девушка испытала к нему нечто вроде сочувствия. — Ты не заболел? — спросила она, но тут же удивилась собственным словам. Неужто она беспокоится о том, кто запер ее в спальне и несколько дней держит на хлебе и воде? Беспокоится о том, кто ни разу не побеспокоился о ней!

Внезапно на пол у самых ее ног рухнуло что-то тяжелое и большое, и Сандра не сразу поняла, что это никто иной, как ее мучитель. Эмиль — дрожащий, рыдающий — распростерся перед ней на полу, а его пальцы стали судорожно цепляться за ее руки, одежду — как за свое последнее спасение. Так только утопающий хватается за спасательный круг — поспешно и безотчетно.

— Пусти! Оставь меня в покое! — Сандра хотела с омерзением вырваться из этих цепких объятий; только теперь ей стало понятно, что Эмиль пьян.

— Прошу… — сорвался с его уст жалобный стон. — Прошу, поговори со мной! Пожалуйста! Со мной ведь уже давно никто не разговаривал… Никто! — рыдал Эмиль, уткнувшись лицом в ее схваченные ладони.

— Ты сам виноват, — наконец с усилием вымолвила девушка, — ты ведь совершил нечто ужасное, и это мучает тебя…

— Я одинок, я никому не нужен! — вскричал он, с остервенением вскинув на нее глаза, но тут же снова затих, и голова его сникла.

За окном вечерело. Слегка покачивались ветви старых вязов; от проезжающих автомобилей по потолку скользили тени, озаряя вспышкой света старинные фрески на стене, да глиняные статуэтки, раскрашенные масляными красками. «Все эти вещи Лаэрт когда-то держал в своих руках, — вдруг подумала Сандра, стараясь отвлечься от вздрагивающего у ее ног мужчины, — когда-то его ноги ступали по этому ковру… Даже здесь, где сейчас лежит это… Войдя сюда в эту минуту, он бы очень удивился… Но он не войдет. Никогда».

24

Стало тихо. На мгновение тени прекратили свой бег от окна к стене и от стены опять к окну; все померкло, будто затаилось, а предметы, приобретенные некогда ценителем старины — отцом Лаэрта, — с возмущением взирали из темноты на постыдную картину. Так, по крайней мере, показалось Сандре.

— Отпусти меня, — спокойно шепнула девушка обезумевшему Эмилю. — Я поговорю с тобой, обязательно поговорю — обещаю! Если ты отпустишь.

— Хорошо…

Ее спокойный тон будто отрезвил его. Эмиль торопливо поднялся, сконфуженно кашлянул и оправил полы смятого пиджака. Сандра постаралась не сердиться на этого человека, постаралась увидеть в нем страждущую душу, поэтому, приобняв за плечо, подвела его к кровати, где усадила на мягкие подушки. Эмиль был поражен такой заботой со стороны своей жертвы.

Несколько минут они просто молчали, сидя в темноте, после чего он заговорил, и слова его полились рекой, словно вино из прогнившей бочки: