Тогда, когда я вроде бы впал в немилость, Мильгрей вновь вспомнил об оказанном мне доверии. Передо мной снова приоткрылась завеса в чужие тайны. Я узнал о твоей прежней жизни, узнал, что ты прибыла с какого-то островка… Новый луч надежды осенил меня. Я поверил, что еще не все потеряно. Теперь моей главной целью стало избавиться от Мильгрея. Даже когда он уехал из города, я не оставил его в покое. Наведываясь каждую неделю в тайное место обитания своего, теперь уже бывшего хозяина, я привозил ему виски, к которому он пристрастился — но даже туда добавлял яд. Я продолжал добивать его, а он наивно думал, что его болезнь вызвана какой-то еще невиданной хворью, поэтому желал оставить все в тайне. Но ты не давала мне довести злодеяние до конца…
25
Эмиль занервничал. Его голос стал срываться и замирать, а весь он сидел, словно на иголках, боясь, что сейчас же будет схвачен.
— Ты принудила меня отвезти тебя к Мильгрею. О, как я надеялся, что мы его уже не застанем… Наверное, поэтому я и поддался на уговоры… Но нет. Он был еще жив — тех доз яда оказалось недостаточно, чтобы сломить его. Я боялся действовать открыто. Ты все время была возле Мильгрея, а я ничем не мог тебя отвлечь. Я не мог приблизиться к кухне, когда бы там никого не было, я оказался связан по рукам. Вы все больше сближались, а я — все больше негодовал, потому что видел, как мои усилия обращаются в прах. Выходило, что я зря стал преступником, что я напрасно столько рисковал! Мильгрей поправлялся только лишь потому, что ты, сама того не подозревая, мешала мне дальше отравлять его. И тогда… тогда я решился на последний шаг, потому что уже не мог остановиться в своем падении…
— Хватит! — вдруг перебила его девушка и, порывисто вскочив, отбежала к светлеющему проему окна. — Я не хочу это слышать!
Из темноты донесся его смех, в котором уже не слышалось ни злорадства, ни облегчения — лишь тупое отчаяние.
— Ты не можешь дослушать моих преступных откровений, потому что чувствуешь свою вину. Если бы ты не позволила ему выпить ту последнюю чашку, которую я поднес Мильгрею вместо тебя, если бы не пошла со мной «любоваться видами», то…
— Хватит! — вновь вскричала Сандра, зажав ладонями уши. — Уходи, я не могу находиться в одной комнате с тобой, ты — страшный человек!
— А я и не думаю здесь оставаться, — бесстрастно сообщил голос из темноты. — Сам этот дом жжет мне пятки. В каждом углу мне мерещится лицо загубленного мною человека… Я больше не вынесу…
Эмиль выскочил в полуоткрытую дверь, и его тяжелые шаги загрохотали на лестнице…
Сандра не могла поверить в то, что ей открылось. Это было слишком страшно, чтобы быть правдой. Она никак не ожидала такого чудовищного поступка от Эмиля, который сначала обращался с ней как с королевой, был готов выполнить любой ее каприз… Девушка стояла у окна и бесцельно всматривалась в сияющие россыпи звезд, в таинственно мерцающие огоньки ночного города и темную, безлико выступающую полоску моря на горизонте… А ведь жизнь ее любимого была в ее руках! Увы, Сандра оказалась слишком боязливой, чтобы в самом начале устранить опасность в лице Эмиля. А ведь он столько раз открывал ей свой злой умысел! Неужели она ничего не замечала? Конечно же, замечала. Просто не придавала этому большого значения.
Освещенный золотистым светом фонаря дворик пересекла черная фигура. Человек с видом загнанного зверя метался из стороны в сторону, не решаясь куда-либо податься. Сандра не сочувствовала ему. Страсть погубила Эмиля, но Лаэрт стал невинной жертвой этой разрушительной страсти. Ничего нельзя было изменить, и именно это терзало Сандру…
Наконец преступник метнулся к стоящему у ворот на случай бегства автомобилю, распахнул дверцу, вскочил на переднее сиденье и, взвизгнув тормозами, умчался по пустынной дороге… Спустя минуту рев мотора затих, поглощенный тишиной спящего города, оставляя гнетущее чувство недосказанности.
Сандра закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. По ее щеке медленно сползала тяжелая, горячая слеза. Спальня опустела, и теперь пьяные откровения Эмиля казались кошмаром. Дверь была не заперта — Эмиль оставил ее открытой нараспашку, и из коридора струился матовый свет ночника. Перед Сандрой простирался весь город с его заботами, радостями, танцами, весельем… Теперь ее уже ничто не держало: она могла разгуливать по улицам, тратить деньги, путешествовать, развлекаться — делать то, о чем так мечтала на острове. Она была свободна, и все дороги открылись перед ней. Но не было прежнего рвения. Оно истощилось, растратилось впустую на тревоги, переживания, страх… Теперь, смотря с высоты на город, который раньше вызывал в ней столько трепетного восторга, Сандра не испытывала ничего, кроме желания вернуться домой, на остров. Казалось, будто даже там, в праздно сияющих, как сотни маяков, огоньках — притаилась подстерегающая, коварная угроза.