Сандро, не плачь!

Сразу же после получения диплома они сняли жильё, и Анжела переехала туда с вещами. Жили они, разумеется, в разных комнатах, но всё равно поначалу всё это выглядело странно и нелепо, точно какая-то игра. Он словно участвовал в спектакле, исполняя роль мужа своей партнёрши по сцене. Нужно было привыкать приходить не домой, а на съёмную квартиру, где его встречала Климова - непривычная, домашняя, в халате и тапочках. И даже новенькое обручальное кольцо казалось всего лишь частью изображаемого образа. Да, собственно, так оно и было...

Впрочем, кольцо он вскоре носить перестал - оно мешало на съёмках. Постоянно снимать и надевать его было рискованно. В конце концов, чтобы кольцо не потерялось, Белецкий просто положил его в шкатулку с немногочисленными Анжелкиными побрякушками, да так и оставил там навсегда.

Он теперь уезжал на съёмки в Питер с ещё большим рвением, чем прежде - боялся признаться в этом даже самому себе, но ему неуютно было находиться в одном помещении с Климовой, ловить на себе её тяжёлый взгляд, словно она всё ещё не могла до конца поверить в то, что однокурсник женился на ней из искреннего желания помочь, а не преследуя какие-то тайные непонятные цели.

А вот чего Белецкий совсем не учёл - так это того, что его женатый статус отныне будет отпугивать девушек. Нет, конечно, до сих пор находились охотницы прыгнуть к нему в постель, невзирая на наличие законной супруги, а кого-то это наоборот даже заводило, но теперь он и сам не мог продолжать вести прежнюю разгульную жизнь. Нужно было играть роль семьянина хотя бы на публику, не "изменять" так откровенно и бессовестно сразу же после свадьбы.

Однажды ему принесли телеграмму - прямо на съёмочную площадку. Он несколько раз перечитал коротенький текст, прежде чем сообразил, что это именно его, а не кого-то другого, поздравляют с рождением дочери.

Так в его жизни появилась Дашка...

Теперь дома его ждала Климова, ещё более чужая и незнакомая, чем раньше. Волосы её были растрёпаны, лицо помято, а халат заляпан молоком. Также новым и странным было то, что ребёнок плакал и кричал. Белецкий совершенно терялся поначалу от этих непривычных звуков, не зная, как реагировать.

Он не расспрашивал Анжелу о подробностях её неудачного романа с женатым, и она сама тоже не горела желанием делиться. Он смутно припоминал тот эпизод возле общаги, когда Климову подвёз на машине какой-то мужчина. Но, судя по тому, что после рождения Дашки настоящий папаша никак себя не проявил, ни бывшая любовница, ни ребёнок не интересовали его вовсе.

В первые дни Белецкий не особо контактировал с младенцем, предоставляя Анжеле право самой с ним возиться. Но однажды, проходя мимо, просто заглянул из любопытства в кроватку.

Девочка не спала. Она лежала и таращилась на него своими тёмно-голубыми глазами. Белецкий растерялся. Он не подозревал, что такие крошечные дети могут смотреть столь разумно и серьёзно.

- Ну, привет, - сказал он осторожно. Уголок рта малышки дрогнул в неосознанной улыбке, и он немедленно улыбнулся в ответ - просто не смог удержаться. Дашка начала размахивать ручками, и Белецкий осторожно достал её из кроватки, тихонько прижал к себе, вдыхая запах молока, детской присыпки и чего-то невероятно нежного и сладкого.

- И кто это у нас тут папе радуется? - спросил он весело, когда понял, что ребёнок не собирается орать или истерить - наоборот, вполне комфортно чувствует себя в его обществе. Девочке, похоже, нравился сам звук его голоса, и она послушно и доверчиво замерла на его руках.

Анжелка взглянула на Белецкого косо, с явным неодобрением.

- Ты не особо-то в роль вживайся, "папа", - хмуро буркнула она. - Расслабься, никто не требует от тебя подобных подвигов.

- Я совершенно не против, если она будет звать меня папой, когда подрастёт, - возразил он. - Даже, в некотором роде, почту за честь. Тем более, что по документам это и моя дочь тоже. Дарья Александровна Белецкая....

Климова вдруг разъярилась, как бешеная тигрица:

- Положи ребёнка в кроватку! Приучишь к рукам, добрый ты наш, а мне потом что - сдохнуть, если она всё время будет на ручки проситься?!

Белецкий не стал спорить и осторожно опустил девочку обратно. Дашка тут же свела светленькие бровки горестным домиком, нижняя губка трогательно затряслась - и малышка расплакалась. Резануло по сердцу - неожиданно, больно... Оказывается, он совершенно не мог выносить детский плач. Он готов был сделать всё, что угодно, лишь бы Дашка успокоилась.

Теперь он просыпался ночами, заслышав, как плачет девочка в соседней комнате. Лежал и прислушивался к доносившимся оттуда звукам - вот Анжелка встаёт, пытается успокоить или укачать малышку, вот напевает какую-то незатейливую колыбельную... и засыпал он только после того, как и там наступала блаженная тишина. А наступала она далеко не сразу. Пришлось пережить все прелести ночной жизни с младенцем - "колики-газики-зубки". Иной раз он слышал, как уложив ребёнка, Анжелка сама тихонько всхлипывает в подушку о чём-то своём, личном, невысказанном, и мучился от того, что ничем не может ей помочь.