Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

В рассматриваемый период в России все чаще стали брать в учителя иностранцев. Обычай нанимать иноземных наставников входил в обыкновение среди московской верхушки к концу XVII столетия, но в начале XVIII в. он окончательно утвердился, причем тон задавала царская семья. Например при весьма сдержанном отношении царицы Прасковьи Федоровны к некоторым из реформ ее деверя на образование она смотрела иначе. Она позаботилась о том, чтобы три ее дочери – Екатерина, Анна и Прасковья – получили как традиционное образование, опирающееся на букварь, так и освоили новые предметы, в том числе иностранные языки (французский и немецкий) и танцы. Для этого она наняла вестфальца Дитриха Остермана, брата Генриха (Андрея Ивановича) Остермана – ведущего представителя петровской администрации, а также Этьена Рамбура, француза, учившего впоследствии дочерей Петра, Анну и Елизавету812. Княгиню Наталью Борисовну Долгорукую (урожденную Шереметеву) с братьями учила швейцарская гувернантка Мария Штауден, которую пригласили родственники Натальи813.

Несмотря на препятствия, стоявшие перед реформами образования, их воздействие на молодое поколение постепенно становилось заметным, особенно в овладении иностранными языками. В 1721 г. французский посол Жак де Кампредон заметил, как грациозна и очаровательна дочь Андрея Матвеева, Мария (будущая жена генерала А.И. Румянцева), в чем он увидел плоды хорошего воспитания814. Берхгольц так же отозвался о маленькой княжне Черкасской, прибавив, что она вполне могла быть воспитана во Франции815. Опыт службы за границей также мог повлиять на решения по поводу образования детей, как было в случае с графом Н.Ф. Головиным, хорошо говорившим по-английски и по-французски после службы на английском корабле с 1708 по 1716 г. Впоследствии он проследил за тем, чтобы его сыновей и дочерей, среди прочих предметов, обучили иностранным языкам816. Берхгольц несколько раз отмечал, что и мужчины, и женщины, принадлежащие к русской знати, хорошо владеют французским, немецким и итальянским, хотя не уточнил, насколько свободно они говорят817. Важность, придававшаяся изучению иностранных языков и практическому владению ими, как в официальном образовании, так и в дидактической литературе того времени, отражает их роль средства социального взаимодействия. К середине XVIII в. французский язык уже был обязателен среди русской элиты, как и при многих других европейских дворах818.

Перемена подхода к образованию дворян повлекла за собой основание специальных учебных заведений, обслуживающих потребности элиты и сходных с академиями для молодых дворян в других европейских странах. В середине 1731 г. по представлению генерала Б.Х. фон Миниха, губернатора Петербурга и президента Военной коллегии, был основан Сухопутный шляхетский кадетский корпус819. В предварительном варианте проекта организации этого учебного заведения упомянут образец берлинского Королевского кадетского корпуса, основанного в 1717 г.820 Кадетский корпус был не просто функциональной школой для военного обучения. Разумеется, главной его задачей была подготовка молодых людей, способных с пользой служить отечеству в военной или гражданской сфере, но при этом учитывалась потребность в европейском воспитании дворянства. Кадетов обучали академическим дисциплинам – арифметике, истории, юриспруденции и др., и сверх того, им давали знания и умения, которыми полагалось владеть дворянину, – учили верховой езде, фехтованию, танцам, иностранным языкам. В Кадетский корпус ежегодно принимали 150 учащихся из русских дворян и 50 из остзейских немцев. С 1732 по 1762 г. обучение в нем проходили около 2 тыс. учащихся, из которых окончили курс 1557 человек821. В 1752 г. в Санкт-Петербурге открылся еще один кадетский корпус – Морской, который заместил собой тогдашнюю Морскую академию и несколько других небольших морских школ. В его расписании царила такая же смесь духовных, академических и практических дисциплин, как в его сухопутном эквиваленте, а прием производился по большей части из дворянских семей822.