Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Наряду с официальным образованием еще одним источником информации о том, как молодому человеку правильно держаться и достойно вести себя в обществе, служила воспитательная литература. В труде Норберта Элиаса появление этих текстов связывается с его теорией процесса цивилизации, согласно которой совершенствование манер в рамках перехода от мира Средневековья к раннему Новому времени было для правителя способом контролировать и «цивилизовать» аристократию. С точки зрения Элиаса, этот процесс был заключен в подъеме «учтивости», а выход в свет труда Эразма Роттердамского «De civitate morum puerillium» («О приличии детских нравов») в 1530 г. явился ключевым моментом этого процесса842. Появлялось все больше назидательных трактатов такого рода, к заметным их примерам принадлежат «Il libro del Cortegiano» («Придворный») Бальдассаре Кастильоне (1528), «Il Galateo» («Галатео, или О нравах») Джованни делла Каза (1558), «Traicté de la cour, ou instruction des courtisans» («Придворный трактат, или Учебник для придворных») Эсташа де Рефюжа (1616) и «Nouveau traité de civilité» («Новый трактат об учтивости») Антуана де Куртэна (1671). Эти сочинения продавались в больших количествах, переводились на другие языки и вдохновляли создание новых работ, посвященных этикету. Развитие такой литературы отражало возрастающую сложность придворной жизни раннего Нового времени и предлагало честолюбивому царедворцу советы о том, как преуспеть в этом окружении843.

Отдавая должное интерпретации Элиаса, дальнейшие исследования оспаривали его анализ по ряду позиций. Например заостренное внимание к текстам раннего Нового времени нередко заслоняет степень их преемственности от средневековых «куртуазных» текстов, начиная с XII столетия, охватывавших сходные темы в приложении к социальной среде своего времени844. Подобным же образом, его прогрессистскую, чтобы не сказать виггистскую модель совершенствования поведения в этот период критиковали за слишком упрощенный подход к сложному дискурсу «пристойного». Отсутствие в дидактической литературе XVIII в. наставлений по контролю над телесными функциями (это общая черта текстов раннего Нового времени) Элиасу кажется свидетельством прогресса утонченности, но таких советов не содержали и средневековые куртуазные тексты, а потому предлагаемая Элиасом траектория эволюции манер выглядит откровенно прямолинейной845. Более того, существовало постоянное противоречие между влиянием трактатов о воспитании и тогдашней критикой нравов светского поведения с его видимым цинизмом и сопутствующими пороками – обманом, развращенностью и даже вырождением846.

В России раннего Нового времени не выработался такой тип дидактической литературы, так как обстановка и формы социального взаимодействия при московском дворе сильно отличались от современных ему европейских примеров. Конечно, существовали общие элементы между религиозными нравоучительными текстами, определявшими поведение добрых христиан, как западных, так и православных, вроде церковных букварей для обучения грамоте и житийной литературы. Такие тексты производились в огромных количествах по всей Европе на протяжении раннего Нового времени847. Однако до конца XVII в. в Московском государстве не было соответствия тем видам собраний в обществе, которыми изобиловали календари светской жизни других европейских дворов, особенно с активным участием женщин. Но в результате петровских реформ начала XVIII в. социальный опыт русской элиты уже разительно отличался от опыта ее старомосковских предшественников. В это время официальная обстановка государственных торжеств была еще тесно связана с традиционной московской ритуальной обстановкой, несмотря на добавление новых элементов, и регулировалась специальными инструкциями для участников – относительно порядка следования в процессии, конкретных церемониальных ролей и т.п. Зато в неформальной социальной ситуации, наподобие петровских ассамблей, где индивидуум пользовался свободой выбирать, чем ему заняться, русские участники не располагали таким руководством по благопристойному поведению, которое предлагали европейскому дворянину образование и воспитательная литература.