Фасады дворца Строганова, возведенного архитектором Растрелли на углу Невского проспекта и Мойки, украшают барельефные медальоны с аристократическим мужским профилем. В городе бытует легенда, что на медальонах изображен профильный портрет владельца роскошного особняка, графа Строганова. Однако есть и другая легенда, получившая распространение в современном Петербурге. Она утверждает, что в медальонах помещен портрет самого Растрелли. Если это так, то великий зодчий положил начало петербургской традиции включать в архитектурное убранство здания своеобразный автограф автора проекта. Мы еще встретимся с подобными примерами: и с автопортретом Антонио Ринальди над главной лестницей Мраморного дворца, и с барельефом Винченцо Бренны в Михайловском замке, и со скульптурным изображением Огюста Монферрана на фронтоне Исаакиевского собора…
Трудно переоценить значение Растрелли для Петербурга. Елизаветинский Петербург вполне можно было бы назвать Растреллиевским. Это понимали не только современники архитектора, но и последующие поколения зодчих. Игорь Грабарь пересказывает знаменательную легенду о Кваренги – архитекторе, подарившем Петербургу не меньше шедевров, чем Растрелли. Так вот Кваренги, не понимавший и «даже презиравший» архитектуру елизаветинского барокко, которая в конце XVIII века казалась уже и смешной, и жалкой, говорят, почтительно «снимал шляпу каждый раз, когда проходил мимо Смольного монастыря, со словами: „Ессо una chiesa!“ (Вот это церковь!)».
Молва утверждает, что и к церкви Успения Пресвятой Богородицы, более известной в народе под именем Спас-на-Сенной, приложил руку великий Растрелли. По преданию, этот храм был основан в 1753 году известным богачом купцом Саввой Яковлевым на месте старинной деревянной церкви. Собор находился в углу Сенной площади, на месте нынешнего наземного вестибюля станции метро «Сенная площадь». Говорят, что при сооружении церкви «основная мысль художника заключалась в том, чтобы изобразить орла, собирающего под свои крылья птенцов». Рядом с храмом стояла сорокаметровая трехъярусная колокольня с колоколом в 542 пуда весом. Язык колокола весил более 17 пудов. На колоколе была сделана надпись: «Асессора Саввы Яковлева в церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Сенной». Этот колокол был знаменит. О нем в Петербурге ходили легенды. Говорили, что при жизни Саввы Яковлева, «очень тщеславного человека, вышедшего из крестьян Тверской губернии, звонили в этот колокол только тогда, когда он это дозволял, и будто бы язык к чему-то прикрепляли особой цепью, которую Яковлев запирал замком, а ключ держал у себя и выдавал его, когда хотел».
Вертикальные линии пятиглавия Спаса-на-Сенной создавали удачный контраст с низкой равномерной застройкой этой части Петербурга, и значение этой вертикали мы особенно хорошо поняли с утратой ее в 1961 году. В настоящее время разрабатываются проекты возрождения Спаса-на-Сенной.
Мы еще вернемся к рассказу о церкви на Сенной площади в связи с совсем недавними драматическими событиями на станции метро «Сенная площадь».
Среди петербургских обывателей дочь Петра I Елизавета Петровна слыла христолюбивой и богобоязненной христианкой. Об этом мы уже упоминали, говоря о Смольном монастыре. Об этом же рассказывают многие приходские легенды. Так, в ораниенбаумской православной церкви во имя Святого Пантелеймона, построенной еще Меншиковым в 1727 году, хранилась икона Казанской Богоматери, которой якобы Анна Иоанновна благословила Елизавету. А в ныне не существующей церкви Святых и Праведных Захарии и Елизаветы при Патриотическом женском институте на 10-й линии Васильевского острова бережно хранилась круглая икона Благовещения Пресвятой Богородицы, по преданию будто бы написанная собственноручно императрицей.
В Зеленецком Свято-Троицком монастыре монахи охотно рассказывают предание о посещении обители государыней. Осмотрев великолепные храмы, скуповатая Елизавета забыла что-либо пожертвовать монастырю, за что и была наказана. Едва отъехав от ворот, царские кони встали как вкопанные. Опомнившись, Елизавета послала монахам сто рублей и велела молиться за ее здоровье. Как только в храме началась служба, кони пошли, но затем снова остановились. Пришлось опять раскошелиться. Елизавета послала в монастырь еще тысячу рублей и только после этого спокойно добралась до столицы.