Санкт-Петербург. Полная история города

Собственно, ничего нового в создании «нового человека» не было – на эти «грабли» уже наступали в двадцатые годы и ощутимых успехов не добились – «обывательские черты», «мещанские устремления» и прочие «пережитки буржуазного прошлого» не удалось искоренить, несмотря на все старания. Неудачи списали на «несознательность» людей, рождённых при «старом режиме» (простите за такое обилие штампов, но без них никак не обойтись). Надежда была на то, что люди, родившиеся при социализме, никаких «пережитков» не унаследуют и вырастут «настоящими строителями коммунизма», которые сверяют свои поступки с Моральным кодексом строителя коммунизма, принятого на XXII съезде КПСС. Этот кодекс включал в себя такие положения, как преданность делу коммунизма, добросовестный труд на благо общества, высокое сознание общественного долга, коллективизм, нетерпимость к врагам коммунизма, братскую солидарность с трудящимися всех стран и пр.

К принятию и насаждению Морального кодекса подтолкнула молодежная субкультура стиляг, первая субкультура в СССР, возникшая в конце сороковых годов, еще при жизни Сталина. Стиляги были приверженцами западной манеры одеваться (которая у них приобретала гипертрофированно-гротескные формы), западной музыки (в первую очередь – джаза) и манеры поведения, о которой они судили по демонстрирующимся в СССР иностранным фильмам и иностранным журналам. Составить представление об этой субкультуре можно хотя бы по фильму Валерия Тодоровского «Стиляги», который, несмотря на то что был снят в 2008 году, хорошо передает реалии того времени.

В каждом городе у стиляг была своя «главная» улица, которую они, на американский манер, называли «Бродвеем», и «своё» заведение, служившее им местом сборов. Ленинградским «Бродвеем» считался отрезок Невского проспекта от пересечения с Литейным проспектом до «шайбы» (так в народе называли здание станции метро «Площадь Восстания» из-за его формы). Прогулка по этому участку называлась на стиляжьем жаргоне «хилянием по Бродвею».

«Мы с классной руководительницей, Софьей Давыдовной, шли в кинотеатр на Невском проспекте и на углу Невского и Литейного она резко сжала мне локоть и прошипела: «Смотри, стиляга!», – вспоминала литературовед Татьяна Никольская. – Я подняла глаза и увидела проходившего мимо юношу, одетого как на плакатах, развешанных недалеко от театра «Титан»: в длинный зелёный пиджак, укороченные брюки-дудочки, туфли на очень толстой подошве и яркий галстук с крупным рисунком. На голове высился тщательно уложенный кок. Все вокруг показывали на молодого человека пальцем, но никаких реплик вслед не отпускали. А мне тут же вспомнились слова из песни: «Ты его, подружка, не ругай, может, он – залетный попугай, может, когда маленьким он был, кто-то его на пол уронил, может, болен он, бедняга, может, просто-напросто стиляга он». Такие мелодии мы часто слушали у одноклассницы и танцевали под них фокстрот». Одежду стиляги покупали или выпрашивали у иностранных туристов, а чаще шили на заказ по принципу «чем ярче – тем лучше», так что сравнение с попугаем весьма точное.

Стиляги в СССР. 1950-е годы

Борьбу с «чуждыми» стилягами вела сознательная советская молодежь – комсомольцы-дружинники, помогавшие милиции охранять порядок. Борьба выражалась в порче одежды, которую «на законных основаниях» разрывали по швам или кромсали ножницами, а также в насильственной стрижке, после которой оставалось только снять волосы под ёжик. Джаз еще в 1946 году был официально объявлен вредным искусством, при помощи которого США пытаются поработить СССР, и запрещён.

В Эльфийском дворике. 1980-е годы

К середине шестидесятых годов стиляг уже не осталось. Не благодаря сознательной молодежи, а потому что эта субкультура себя изжила. Появились новые «альтернативщики-неформалы», а джаз (к тому времени легализированный) уступил место року. Теперь продвинутая молодежь слушала не Дюка Эллингтона и Чарли Паркера, а «Битлз». «Хиляние по Бродвею» уступило место посиделкам в кафе «Сайгон», открывшемся в здании гостиницы «Москва» на углу Невского и Владимирского проспектов в 1964 году. Здесь бывали все ленинградские знаменитости шестидесятых-восьмидесятых годов, начиная с Иосифа Бродского и заканчивая Виктором Цоем. Название «Сайгон» было неофициальным, в то время Сайгон был столицей Южного, капиталистического, Вьетнама, которому противостоял Северный Вьетнам со столицей в Ханое. Разумеется, всё капиталистическое считалось в СССР олицетворением зла, упадка и разврата. «Там то разрешали, то запрещали курить внутри… – рассказывал литературный критик Виктор Топоров. – В период, когда курение было запрещено, две девушки достали сигареты, к ним подошел милиционер и сказал: «Что вы тут делаете? Безобразие! Какой-то “Сайгон” устроили». Так название и прилипло…

У кафе «Сайгон»