Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

Майор доложил еще дело, чрезвычайно непонятное. Вчера ночной обход чуть не задержал каких-то татей, которые отнимали суму с деньгами у прохожего человека.

- И что же не задержали? - спросил Девиер, вытаскивая свою черепаховую табакерочку. И все думал: "Ах, если бы не этот вчерашний дурацкий мой шаг, как было бы теперь чудесно! Утро свежее, птички поют, вечером бы во дворец, там танцы, милое общество... Морра фуэнтес! Впрочем, а если арест удался? Он, Антон Девиер, бывший амстердамский юнга, завтра же станет графом и генерал-фельдмаршалом, а то и поднимай выше! Царевна Елисавет, этакая белокурая красавица, честное слово, и на него, Девиера, заглядывается... А жена что ж? Жену в монастырь..."

- А не задержали, - подобие улыбки посетило суровый лик Рыкунова. - Не задержали потому, что тот ограбленный отказался кричать караул.

- Да ты что? Генерал-полицеймейстер даже просыпал табак. - Отказался кричать карул?

- Ей-ей! - Рыкунов готов был перекреститься.

- Тогда что ж не задержали ограбленного?

- В том-то и дело, что задержали, да он невесть как ушел. "Задержали не задержали. Кричал караул - не кричал караул, - с тоскою думал генерал-полицеймейстер. - А там в Летнем дворце судьба моя, может быть, решается..."

- Ты мне, господин Рыкунов, не крути,- сказал он строго. - Я тебя ведь двадцать лет уже знаю. Докладывай, в чем у тебя тут сомнение.

И майор Рыкунов сообщил, что, во-первых, тати были несомненно из того вольного дома, который находится в арендованном строении господина лейб-токаря и советника Нартова, а арендаторша его - иноземная персона, маркиза Кастеллафранка...

- Ах, маркиза! - поморщился генерал-полицеймейстер. - До графов и маркизов все руки не доходят. Ведь и карлик показыр^л...

- Кстати, ваше превосходительство, о карлике, Варсонофии Осипове, именуемом Нулишкой. Как прикажете - выпускать?

Еще не хватало - карлик! Нет, Антону Мануиловичу в последнее время убийственно не везло. Заказать, что ли, у академиков новый гороскоп? Ведь ежели теперь этого окаянного Нулишку выпустить, он же прямиком к царице! А что, собственно, у того у карлика узнали? Он же, карлик, иностранных языков не знает и если б даже хотел, не смог бы рассказать, о чем беседовали резидент и граф, академик... Господи помилуй!

- Значит, это во-первых, а во-вторых что?

- А во-вторых, тот, кого грабили, был из дворца.

- Что-о?

- Так точно, ваше превосходительство. Другой патруль обнаружил его на Царицыном лугу и провожал до Летнего дворца незаметно. Истинный бог, ваше превосходительство.

- Ты понимаешь, что говоришь, Рыкунов?

- Понимаю, ваше превосходительство.

- Хорошо. А кто ж все-таки захватил, а потом упустил того ограбленного?

- Аудитор Курицын, - ответил майор, и вновь двусмысленная улыбка полезла на его тонкие губы.

- Где он?

- Он ждет вызова вашего превосходительства.

"Тут действительно отдает чем-то неординарным, - подумал Девиер. - А в моем аховом положении сейчас бы что-нибудь царице загнуть такое, чтоб заставить ее ночку-другую провести с цирюльниками, кои кровь пускают... Или найти ей этот философский камень, морра фуэнтес!"

Раскрылись двери, и аудитор Курицын, как и всегда преисполненный служебного рвения, явился.

Генерал-полицеймейстер расспрашивал его тихо, полузакрыв глаза, почесывая бровь кончиком гусиного пера.

Майор Рыкунов, который тоже изрядно изучил своего шефа, чувствовал, что генерал-полицеймейстер готовит себя к решительному рывку.

И миг рывка наступил. Девиер вскочил и заорал во все присутствие:

- Сколько с него взял, чтоб его отпустить? И поскольку Курицын молчал, генерал-полицеймейстер крикнул помощнику:

- Рыкунов! Принеси кочергу, я его лупить буду! Подскочил к аудитору и принялся его трясти, пока тот не протянул потную ладонь, на которой лежал новенький золотой русский дублон - двухрублевик.

- Ого! - вскричали оба руководителя санктпетербургской полиции, кидаясь рассматривать монету. Курицын встал на колени, хлюпал, размазывая слезы, но понимал, что основная гроза прошла.

- Истинный крест! - забожился майор Рыкунов. - Вам ведомо, ваше превосходительство, все монеты нового чекана идут через меня, но такого орлеца я еще не видел.

Поднесли монету к раскрытому окну. Отчетливо вырисовался одутловатый профиль Екатерины Первой - бровь дугой, вздернутый носик. На пышной прическе красовалась коронка, а на ней - бриллиант Меншикова, который, сказывают, был в палец толщиной.

- А ну, все за мной! - скомандовал Девиер.

3

- День да ночь, вот и сутки прочь...

Маркиза Лена зажмурила глаза, тут же их открыла и запечатлела картинку: яркое утро, солнечную листву, синюю гладь воды. За лесом слышался голосистый крик петуха, полуденный ленивый скрип деревенского колодца.

Она обернулась в темную глубь домика, где на ковровых подушках Евмолп Холявин потягивался и зевал, показывая зубы, словно некий мускулистый зверь.

- Не вставай, кровь опять сочиться будет. Табачку тебе? А хочешь, я сама набью тебе трубочку? А может быть, желаешь квасу?

Выглянула в окно, обозрев заросли кувшинок, и кликнула служанку:

- Зизанья! Что ж лодка наша не идет? Не запил ли там Весельчак?