Санньяса или Зов пустыни

Самоосознание — это величайший миф[116] веданты. Когда Шри Рамана говорил, что последнее препятствие к осознанию — это сама идея о том, что некто должен стремиться к нему, он, в действительности, провозглашал окончательную чистоту Духа, которая делает человека совершенно свободным и разрушает этот последний «узел сердца», хридаягрантхи. Это эквивалент «тёмной ночи души», как называл её Иоанн Креста[117], который учил, что окончательный акт единения и совершенной любви — это акт столь духовный, что ничто в нашей тварной природе не способно почувствовать или удержать, понять или выразить его. Это происходит вне понимания или восприятия нашего ума. Но нечто в нас знает, что Оно есть, асти. Оба этих великих провидца отказывались допускать, что окончательное совершенство, пробуждение, имеет нечто общее с пространством, или временем, или даже мыслью. Совершенно ошибочно пытаться достичь какого‑то конечного опыта, в результате которого некто сможет считать себя «самоосознавшим человеком». Поиски подобного опыта или состояния «самоосознания» в мире пространства и времени, или даже в области психики, будут лишь свидетельством отсутствия самой простой чистоты и ясности, необходимых для окончательного пробуждения. Пока кто‑то говорит о самоосознании и особенно когда приписывает её своей конкретной личности — это лишь пародия, низведённая на уровень ума (манаса), ставшая объектом мысли (пусть и «духовным»), и потому совершенно неспособная привести к подлинному освобождению (мокше). Никто не может самоосознать себя, никто не пробуждается, не бывает даже самого пробуждения — и это не игра слов. Эвамвид — тот, кто познал То, — лишь улыбается и ничего не говорит, или, может быть, танцует как безумец, или, возможно, остаётся полностью неподвижным и безразличным.

Поэтому мы должны принять тот факт, что ничто в нас не способно обрести или достигнуть этого самоосознания, главного мифа веданты. После того как дэва этого мифа проявлен и обнаружен, все другие дэвы растворяются без лишних слов. Они исчезают; лишь Брахман, Атман, истинное Я сияет в Своём собственном свете, а всё прочее лишь освещается Им:

Эта высшая обитель Брахмы, в которой утверждено

И вслед за которой сияет всё мироздание;

(Мундака Упанишада

, 3.2.1.)

Лишь её светом озаряется всё;

И всё сущее — лишь отблески её сияния.

(Мундака Упанишада

, 2.2.11)[118]

Когда раскрыт этот главный миф, все прочие мифы будто озаряются изнутри и раскрывают свои секреты. Это тот самый смертоносный яд, который кеши носит с собой, упиваясь им из одной чаши с Шива‑Рудрой (Ригведа, 10.136).

Но возможна ли такая абсолютная чистота? Даже сам этот вопрос способен разрушить жизнь того, кто спрашивает. И лишь тот может ответить на него, кто встретил на своём пути кеши, истинного гуру. От него он получает непостижимую дикшу, которая не зависит от чего бы то ни было и в которой всё сущее раскрывается перед ним. Такой гуру не имеет вамши, позволяющей ему инициировать других, не рецитирует никакой мантры, почитаемой в традиции. Он даже не даёт дикшу сознательно, ибо у него нет и мысли, что он — гуру. Если он делает какие‑то жесты, то лишь спонтанные и неожиданные. Если он произносит какие‑то слова, то лишь естественно рождающиеся из внутреннего Источника, прямые и непосредственные. Это мауна‑дикша, безмолвное посвящение, бесконечно чистое общение в самой Тайне недвойственного Духа; взгляд, который пронзает до самых глубин; объятия, снимающие все различия…

Но кеши от Духа может породить только кеши…

Конь сотрясает гривой,

Волна проливает пену,

Вода — чиста,

Уходящий прочь — свободен…

Свободный, оседлавший ветры,

Кеши путешествует по мирам,

Опьянённый истинным Я,

Одинокий и безмолвный,

Абсолютно обнажённый,

Без знака или воспоминаний…

V. Санньяса‑дикша

Санньяса встаёт перед нами как знак, указывающий на то, что, по существу, лежит за пределами всех знаков — более того, в своей совершенной прозрачности она, скорее, провозглашает смерть, окончание себя как знака. Именно так она передавалась из поколения в поколение, будучи в Индии доминирующей традицией отречения. И так же она предстаёт перед каждым, чьи сердце и ум переполняются её зовом и кому самим Духом был явлен проблеск того безграничного пространства, что лежит в самом сердце.