Сантрелья

На языке у меня вертелся вопрос к Абдеррахману. Мне не терпелось узнать, почему его называли как-то по-другому. Однако, у меня не оказалось сил что-либо обсуждать, и я отложила разговор до следующего дня. Чувствовала я себя полностью опустошенной и раздавленной, несмотря на доброе ко мне отношение хозяев замка. Подсознательно я все время ощущала, что я обречена на жизнь не в своем времени, не со своими родными, не со своими друзьями.

Я вспомнила родителей и подумала, что будет с ними, если они потеряют меня. А если Коля тоже не найдется? Что будет с мамой, с отцом, с Людмилой и маленьким Санькой? Никакое хорошее обращение не могло стать мне утешением в этой ситуации. Опять же, кто я здесь? Наложница Абдеррахмана? Пока этот образованный араб меня не обижает, но где гарантия, что он не попробует предъявить свои права господина? Конечно, он был мне очень симпатичен. И как мужчине ему нельзя отказать в красоте и обаянии, но стать наложницей даже очень милого средневекового мавра мне совсем не улыбалось. Все эти мысли путались в моем воспаленном мозгу, не давая мне заснуть.

Абдеррахман опять зачем-то посещал подземелье и вернулся через четверть часа. Пришла мысль, что он по долгу службы проверяет караул в каких-нибудь подземных казематах.

Мне показалось, что он тоже долго не спал. Он ворочался, молился, а затем лежал тихо-тихо, и дыхания не было слышно. Обычно спящие дышат размеренно, ровно и чуть громче, чем бодрствующие.

Я все же уснула, резко провалилась в сон и спала без сновидений. Утром меня разбудили голоса. Я узнала зычный бас дона Ордоньо, дающий наставления Абдеррахману. Тот приглушенным шепотом, чтобы не разбудить меня, отвечал своему господину. Когда хозяин ушел, я встала. Абдеррахман обрадовался, что я проснулась:

— Элена, я уезжаю на несколько дней. Ты останешься здесь одна. Я огорчен, что именно сейчас я должен покинуть тебя. Нам надо было бы поговорить, но я вынужден отложить этот важный разговор до возвращения.

— Что же мне делать? — расстроилась я. В конце концов, он был пока единственным моим защитником.

— Тебя обслужит Сулейман. Он мой верный слуга. Сулейма-ан! — и он крикнул в дверь.

Вошел слуга, поклонился.

— Элена остается на твоем попечении, — обратился к нему Абдеррахман.

Сулейман склонился передо мной, раболепно улыбаясь.

— Он говорит по-кастильски? — спросила я сначала хозяина, а потом и слугу: — Ты говоришь по-кастильски?

— Чуточка. Я понимай, — закивал Сулейман и еще шире расплылся в улыбке.

Я не очень доверяла его улыбкам, но все же надеялась, что он не держит зла за вчерашнее наказание, как не держала я за обиду, нанесенную мне.

— Элена — твоя госпожа, такая же, как я, — заявил Абдеррахман. Слуга снова поклонился. — Иди, принесешь ей завтрак.

Когда Сулейман ушел, мой спаситель продолжал:

— Сейчас сюда наведывался мой сеньор. Дон Ордоньо никогда не посещал меня раньше в моих покоях. Это как-то не принято. И то, что он пришел сегодня, меня настораживает.

Я удивленно подняла брови.

— Мне кажется, что это поручение связано с твоим появлением здесь, — медленно и осторожно проговорил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Он отправляет меня по делам. Он приходит сюда еще раз посмотреть на тебя, — он помолчал. — Я не хочу тебя пугать. Надеюсь, что я ошибаюсь. Но запомни, если ты почувствуешь, что тебя могут обидеть, скажи Сулейману…

Я недобро усмехнулась.

— Сулейман — мой верный, проверенный слуга, — понял араб мои сомнения. — Вчерашний инцидент лишь свидетельствует о том же, ты сама мне это объяснила. Так вот, Сулейман спрячет тебя до моего приезда в надежном месте. А теперь мне пора. Ничего не бойся.

— Абдеррахман! — окликнула я его, когда он уже собирал свои воинские доспехи.

Он вопросительно взглянул на меня.

— Сакромонт — это имя или прозвище?

Араб замялся, глубоко вздохнул и промолвил:

— Это имя. Мое настоящее имя на их языке. Но об этом мы поговорим, когда я вернусь.

— Погоди, что значит, на их языке? — не смогла я унять любопытство. — А Абдеррахман?

— А вот это скорее прозвище. Я пленник. Это мое пожизненное состояние. Но это длинный разговор, а мне уже пора, — торопливо проговорил араб. — Скажу лишь, что я не хочу, чтобы ты чувствовала себя пленницей, потому что я это познал.

Он приблизился ко мне, погладил меня по щеке, осторожно поцеловал в лоб и резко вышел. Я долго стояла, не в силах пошевелиться, пытаясь взять в толк его загадочные слова и вдыхая постепенно исчезающий шлейф его восточных благовоний. За полтора дня я успела привязаться к этому таинственному арабу. И с его уходом я лишалась опоры.

Но скучать мне не дали. Не успела я позавтракать, как в дверь постучали, и в комнату впорхнула Беренгария. По ее поведению чувствовалось, что она впервые посетила эти покои. Она с интересом рассматривала экзотические, восточные предметы, восхищалась ковриками на полу и на диване. Все осмотрев, она приказала мне следовать за ней.