Санузел

Ну а смелые люди ходят в «туалет». Впрочем, такая прямота редко встречается в публичном пространстве. Несколько лет назад в Великобритании была сорвана здравоохранительная просветительская кампания, потому что газеты отказывались печатать ключевые слова — например, «унитаз» и «испражнение». Доходило до абсурда: «Мойте руки после…» — но после чего, сказать было нельзя. Когда в 1966 году появилось первое издание этой книги, в газетах писали о «сами-знаете-чем». Телевизионные правила в США разрешают показывать разные непристойности, но рекламе сантехники закрыт доступ на национальное телевидение.

Нас так тянет к эвфемизмам, что мы рекламируем «салфетки для лица», которыми на самом деле будут вытирать вовсе не лицо. У нас не бывает прыщей — только дефекты кожи. Раньше потели только лошади: мужчины покрывались испариной, а дамы «пылали». Теперь вместо пота есть только «неприятный запах». В этой бесконечной игре есть свои подводные камни, особенно если мы заимствуем слова из других языков или забываем об их происхождении. Заимствование слова toilet (туалет) из французского в свое время удовлетворило потребность в эвфемизме, потому что французское toilette означало «наряд, манеру одеваться» (от toile — «ткань»). В Канаде слово napkin (салфетка) означает прокладку, назвать которую прямо нельзя; салфетка для стола именуется serviette. В США слово lavatory означает раковину для мытья рук, и это совершенно правильно: буквально lavatory — это «место для мытья», от французского laver — «мыть». А вот в Британии lavatory — слово практически запретное, поскольку оно означает «ванную комнату», а это слишком прямолинейное выражение для приличного общества.

Мы не просто обращаемся к эвфемизмам для того, чтобы смягчить упоминания о выделении. Мы делаем это только в случае крайней необходимости, потому что обычно вообще не говорим на эту тему. Например, в пору космического бума в новостях детально рассказывали обо всех аспектах полета, за исключением одного — похода в туалет. Было несколько намеков на некие проблемы с запахами, проговорились о том, что некоторые члены экипажа надевали кислородные маски. Только десять лет спустя, когда была запущена станция «Скайлэб», в новостях рассказали обо всех подробностях гигиенических процедур астронавтов. Есть некая ирония в том, что такая деликатность распространялась не только на журналистов, но и на разработчиков космической программы, ответственных за системы на кораблях. Только в 1968 году, после того как несколько экипажей пожаловались на неудобство космических туалетов, на эту тему провели большую конференцию с участием НАСА и подрядчиков. Разговор начался с пылкой речи доктора Чарльза Берри, главного в НАСА по проблемам жизнеобеспечения. Берри подчеркнул важность этой темы и попросил собравшихся перестать фыркать и хихикать и подойти к серьезной проблеме ответственно. Ближе к концу конференции один инженер, оглядевшись, по секрету сообщил, что, вероятно, на разговоры об этой проблеме за два дня было затрачено больше человеко-часов, чем за все время космической программы с момента ее запуска!

К сожалению, это не единственный пример, хотя, вероятно, самый яркий. Наша неготовность обсуждать подобные вещи все время проявляется в нашей жизни — главным образом в отношении наших собственных санузлов, их достоинств или недостатков. Редкая женщина скажет строителю или водопроводчику, что ей нужно установить в ванной на первом этаже писсуар, потому что ей надоело подтирать мочу. Так же обстоят дела в среде архитекторов, и поэтому (в том числе) нам приходится постоянно мириться с убогими и крошечными санузлами. Во-первых, студентов архитектурных вузов редко учат таким приземленным материям и они сами ими почти не интересуются; во-вторых, санузел — это традиционное первое задание, которое поручают выпускнику-архитектору на его первой работе. Очевидно, начальник не считает это задание важным, иначе он не поручил бы его новичку, и сам новичок об этом тоже прекрасно знает. Все как в армии: карьеру там начинают с чистки уборных. Здесь тот же символизм.