Санузел

Путем приучения и обучения мать воспроизводит в ребенке собственные нужды — в данном случае потребность в приватности, которая неизбежно ведет с собой прочие сопутствующие потребности. Растущему ребенку иногда нужно свободное время «для себя», нужна собственная комната, свобода выбора, свобода планировать время и строить планы на жизнь. Он не потерпит, чтобы этой свободе препятствовали. Он будет тратить деньги на собственный санузел в доме, на собственный автомобиль, собственную яхту, собственный лес и собственный пляж, на который будет допускать людей по собственному выбору^{4}.

С другой стороны, общество настаивает на подчинении воле большинства и сплоченности. Это давление существует одновременно с нашей тягой к индивидуальности. Предположительно именно в этом причина многих конфликтов в современном обществе. Мы стараемся покупать такие же вещи, автомобили и дома, как у людей, равных нам по статусу, но все эти предметы — в частном смысле — все равно должны быть только «нашими». До какой-то степени (в каждом случае разной) мы поверяем свое чувство идентичности количеством и качеством вещей, которые можем назвать своими, — вещей, по которым нас отличают другие.

Приватность и приватное, таким образом, поддерживают наше чувство личной идентичности, и эта поддержка столь важна, что внезапное лишение ее может серьезно повлиять на личность. Прямая связь приватности с возможностью самовыражения, индивидуальностью и идентичностью давно осознана различными институциями, которые специально ставят цель избавиться от приватности, чтобы свести личную идентичность к минимуму и выковать или принудительно воспитать сильную групповую идентичность. Примеры такого поведения легко найти в строго структурированных и авторитарных организациях: армии, тюрьме, некоторых образовательных и религиозных учреждениях. Повсюду в них прилагают усилия, чтобы лишить человека свободы выбирать то, в чем он обычно видит признак своей индивидуальности: одежду, прическу, имущество, уровень приватности. Короткая стрижка солдата, одеяние монахини, фуражка школьника — все это служит одной цели, как и униформа (само слово о многом говорит) и замена имени номером или обращениями «брат», «сестра». Запрет на личное имущество, обязанность спать, есть и совершать гигиенические процедуры сообща, в одном помещении — все это подчеркивает ничтожность индивидуального, торжество анонимного.

Такой метод, безусловно, более или менее эффективен. Другой вопрос, желателен ли он. Об армейских туалетах и медосмотрах давно идет молва; истории о людях, которым безумно тяжело приспособиться к новым условиям, бывают комическими или трагическими. Иногда адаптация заканчивается психопатологиями разной степени тяжести. Особенно трудно тем, кого лишают приватности внезапно и насильно, как это происходит во время катастроф или войн, когда непривычным к этому людям приходится подолгу жить в тесном соседстве. То же касается многих учреждений — школ, тюрем, больниц. Но отсутствие приватности — феномен не одних только спецучреждений: это частая особенность и большая проблема большинства мировых трущоб. И даже в современных обычных американских домах это не редкость. Свободная планировка и многофункциональность помещения в сочетании с малой площадью теретически рассчитаны на то, чтобы поддерживать единство и сплоченность семьи, но на деле часто раздражают и провоцируют антиобщественное поведение. Ф. Чапин пишет:

Чувству самоуважения, уважения к себе как к личности, обладающей каким-то положением, едва ли найдется место, если на человека постоянно давит присутствие в доме других людей. Уединение необходимо человеку, чтобы размышлять, читать, учиться, для эстетического наслаждения и созерцания. Вмешательства в исполнение личных желаний не должно быть, чтобы не возникало внутреннего напряжения, которое порождается досадой, обидой, раздражением от постоянных и множественных контактов с другими^{5}.

Запретная зона