Сапер

– Откуда ты про это знаешь? – дернул меня за рукав Буряков.

– На политинформации доводили, – подмигнул я ошарашенной Вере. – У нас политрук в части был шибко грамотным.

Саму фразу Нимеллера я слышал от одного сидельца из интеллигенции, взятого по делу космополитов в 1953-м, да так и оставшегося в лагере: его, в отличие от врачей-вредителей, не выпустили. Она поразила меня своей точностью. Фашизм возникает не сразу, а словно плесень – пятнами. Тут откусили у общества – общество проглотило, здесь подъели… И вот уже молодчики в коричневых рубашках маршируют с факелами по площадям, орут «Хайль Гитлер».

Священник сплюнул на землю, развернувшись, ушел в костел. А мы, вытолкав мотоцикл из кирпичного завала, поехали дальше.

– У Маркса в его работах, кстати, предлога «для» нет, – Вера оглянулась на костел.

– О чем ты? – удивился я.

– Религия – опиум народа, а не для народа. Согласись, предлог все меняет. Народ сам, по своей воле дурманит разум верой. И опиум – не столько дурман, сколько лекарство от боли.

Разве верой можно одурманить разум? Я захотел возразить, но тут Буряков повернулся к нам, подмигнул:

– Уже подъезжаем. Хорошо ты поставил на место попа!

Надо было видеть лицо старлея, когда он увидел разбомбленное здание отдела. Вокруг бродили люди, кто-то пытался тушить небольшой пожар. Буряков легко соскочил с мотоцикла, нашел какого-то чина, начал напористо докладывать.

– Я так даже и не узнала, как ты смог меня вытащить из-под ареста, – тихо произнесла Вера, разглядывая, как лейтенант размахивает руками.

– Судьбина, значит, у особиста такая, – я попытался сказать это как можно более безразлично. – Увидел, что его при обстреле убило, ну… взял грех на душу, украл протоколы.

Наверное, артист я хреновый, потому что Вера внимательно посмотрела на меня, потом тряхнула рыжими волосами.

– Петя, это… ты его?

– Вера, зачем тебе это? – тихо спросил я.

Невеста ахнула.

– Тебя же расстреляют! За сотрудника органов знаешь какой спрос?!

– Кишка у них тонка. Считаешь, лучше бы тебя пустили по этапу? Да и кто теперь узнает?

– Как же ты это сумел сделать?

– Ткнул ножиком в сердце, а в рану осколок вложил.

– Дурак ты, Петя. Любой судмедэксперт поймет, что рана от ножа.

– Не поймет, – я ткнул пальцем в развалины, рядом с которыми Буряков спорил о чем-то со своим собеседником. – Не до Шепелева сейчас судмедэкспертам.

– В Киеве разберутся… – уже не так уверенно произнесла Вера.

– И в Киеве совсем скоро будет не до особиста. Не волнуйся, я все продумал.

Я был уверен в том, что про Шепелева знаем только мы вдвоем: он остался на месте гибели. Буряков пытался организовать транспорт, но его, как я понял, мягко отшили. Пообещали при отходе тело в первую очередь доставить. Только, глядя на то, что творится в Шепетовке, сомневаюсь я, что до покойного старлея будет кому-нибудь дело. Да и довезти до того места, где сделают вскрытие, не самое простое дело. А по июльской жаре через неделю там никто ничего понять не сможет.

Не так, конечно, надо было делать, чуть не спалился я в горячке. Зачем я с ним беседы стал вести? Тюкнул бы по голове, придавил бы без следов – и вся забота. А так, если бы хоть раздели обмывать, кто-нибудь мог бы к ране присмотреться. Хоть и разодрало там рану осколком, а вдруг не все? Я же не душегуб со стажем. Это теперь я задним умом силен.

Ай, ладно, что рассуждать, если прошло все так, как прошло? А на будущее надо, конечно, сначала думать, а потом делать.

Мы помолчали. Приехавшие пожарные быстро дотушили огонь, начали сворачивать шланг. В городе завыл ревун воздушной тревоги. Я посмотрел в небо. Там опять среди облаков ползли немецкие «стервятники».

– Ну что, не передумала замуж за убийцу выходить?

– За защитника, – тихо, но уверенно сказала Вера. – Не передумала.

Я повеселел, улыбнулся подходящему к нам Бурякову. Тот же был мрачен.

– Надо ехать в управление в Житомир. Тут нам не помогут. Все, кто нужен, уже эвакуировались.

* * *

Путь до Житомира, неполных полтораста километров, занял больше восьми часов. Дорога была забита людьми. Буряков то и дело сигналил, требуя пропустить мотоцикл. Впрочем, это помогало не очень сильно. С одной стороны – беженцы, навстречу им – военные транспорты. Где можно, мы проезжали по обочине, но и это получалось не везде. Иногда казалось, что мы едем медленнее пешеходов. Жаль, что с нами не было такого знатока местности, как Николай, может, километров мы бы отмотали побольше, зато куда надо попали бы гораздо быстрее.

Возле какого-то лесочка Буряков свернул с дороги и поехал к видневшейся неподалеку речушке.

– Надо отдохнуть немного, перекусить, – сказал Буряков, останавливая мотоцикл в тени деревьев.

Запасливый парень оказался наш сопровождающий, я даже и не заметил, как он в Шепетовке добыл еды на дорогу.

Я слез с заднего сиденья и помог Вере выбраться из коляски. Оказалось, припасы лежат у нее в ногах. Да и где им еще быть в таком транспорте? Когда доставал, наткнулся на гранатную сумку. Ого, противотанковые, РПГ-40, серьезная штука.

– Что это вы, еще и истребители танков? – спросил я, показывая Бурякову гранаты.