— Откуда ты про это знаешь? — дернул меня за рукав Буряков.
— На политинформации доводили, — подмигнул я ошарашенной Вере. — У нас политрук в части был шибко грамотным.
Саму фразу Нимёллера я слышал от одного сидельца, из интеллигенции, взятого по делу космополитов в 53-м, да так и оставшемуся в лагере: его, в отличие от врачей-вредителей, не выпустили. Она поразила меня своей точностью. Фашизм возникает не сразу, а словно плесень – пятнами. Тут откусили у общества – общество проглотило, здесь подъели… И вот уже молодчики в коричневых рубашках маршируют с факелами по площадям, орут «Хайль Гитлер».
Священник сплюнул на землю, развернувшись, ушел в костел. А мы, вытолкав мотоцикл из кирпичного завала, поехали дальше.
— У Маркса, в его работах, кстати, предлога «для» нет, — Вера оглянулась на костел.
— О чем ты? — удивился я.
— Религия – опиум народа, а не для народа. Согласись, предлог все меняет. Народ сам, по своей воле дурманит разум верой. И опиум – не столько дурман, сколько лекарство от боли.
Разве верой можно одурманить разум? Я захотел возразить, но тут Буряков повернулся к нам, подмигнул:
— Уже подъезжаем. Хорошо ты поставил на место попа!
Надо было видеть лицо старлея, когда он увидел разбомбленное здание отдела. Вокруг бродили люди, кто-то пытался тушить небольшой пожар. Буряков легко соскочил с мотоцикла, нашел какого-то чина, начал напористо докладывать.
— Я так даже и не узнала, как ты смог меня вытащить из под ареста, — тихо произнесла Вера, разглядывая как лейтенант размахивает руками.
— Судьба, значит, у особиста такая, — я попытался скаазать это как можно более безразлично. — Увидел, что его при обстреле убило, ну… взял грех на душу, украл протоколы.
Наверное, артист я хреновый, потому что Вера внимательно посмотрела на меня, потом тряхнула рыжими волосами.
— Петя, это… ты его?
— Вера, зачем тебе это? — тихо спросил я.
Невеста ахнула.
— Тебя же расстреляют! За сотрудника органов знаешь какой спрос?!
— Кишка у них тонка. Считаешь, лучше бы тебя пустили по этапу? Да и кто теперь узнает?
— Как же ты это сумел сделать?
— Ткнул ножиком в сердце, а в рану осколок вложил.
— Дурак ты, Петя. Любой судмедэксперт поймет, что рана от ножа.
— Не поймет, — я ткнул пальцем в развалины, рядом с которыми Буряков спорил о чем-то со своим собеседником. — Не до Шепелева сейчас судмедэкспертам.
— В Киеве разберутся – уже не так уверенно произнесла Вера.
— И в Киеве совсем скоро будет не до особиста. Не волнуйся, я все продумал.
Я был уверен в том, что про Шепелева знаем только мы вдвоем: он остался на месте гибели. Буряков пытался организовать транспорт, но его, как я понял, мягко отшили. Пообещали при отходе тело в первую очередь доставить. Только глядя на то, что творится в Шепетовке, сомневаюсь я, что до покойного старлея будет кому-нибудь дело. Да и довезти до того места, где сделают вскрытие, не самое простое дело. А по июльской жаре через неделю там никто ничего понять не сможет.
Не так, конечно, надо было делать, чуть не спалился я в горячке. Зачем я с ним беседы стал вести? Тюкнул бы по голове, придавил бы без следов – и вся забота. А так, если бы хоть раздели обмывать, кто-нибудь мог бы к ране присмотреться. Хоть и разодрало там рану осколком, а вдруг не всё? Я же не душегуб со стажем. Это теперь я задним умом силен.
Ай, ладно, что рассуждать, если прошло всё так как прошло? А на будущее надо, конечно, сначала думать, а потом делать.
Мы помолчали. Приехавшие пожарные быстро дотушили огонь, начали сворачивать шланг. В городе завыл ревун воздушной тревоги. Я посмотрел в небо. Там опять среди облаков ползли немецкие стервятники.
— Ну что, не передумала замуж за убийцу выходить?
— За защитника, — тихо, но уверенно сказала Вера. — Не передумала.
Я повеселел, улыбнулся подходящему к нам Бурякову. Тот же был мрачен.
— Надо ехать в управление в Житомир. Тут нам не помогут. Все, кто нужен, уже эвакуировались.
Путь до Житомира, неполных полтораста километров, занял больше восьми часов. Дорога была забита людьми. Буряков то и дело сигналил, требуя пропустить мотоцикл. Впрочем, это помогало не очень сильно. С одной стороны беженцы, навстречу им – военные транспорты. Где можно, мы проезжали по обочине, но и это получалось не везде. Иногда казалось, что мы едем медленнее пешеходов. Жаль, что с нами не было такого знатока местности как Николай, может, километров мы бы отмотали побольше, зато куда надо попали бы гораздо быстрее.
Возле какого-то лесочка Буряков свернул с дороги и поехал к видневшейся неподалеку речушке.
— Надо отдохнуть немного, перекусить, — сказал Буряков, останавливая мотоцикл в тени деревьев.
Запасливый парень оказался наш сопровождающий, я даже и не заметил, как он в Шепетовке добыл еды на дорогу.
Я слез с заднего сиденья и помог Вере выбраться из коляски. Оказалось, припасы лежат у нее в ногах. Да и где им еще быть в таком транспорте? Когда доставал, наткнулся на гранатную сумку. Ого, противотанковые, РПГ-40, серьезная штука.
— Что это вы, еще и истребители танков? — спросил я, показывая Бурякову гранаты.