Сапфир

— Да, поначалу просто предметы. Но Химик писал, что, если пробыть в состоянии «паузы» дольше, то погружение изменит свойство — станет глубже. И чем глубже оно будет становиться, тем более детальным сделается восприятие излучений.

— Хм. Может быть.

Пока проверять не хотелось. От усилий ныли виски.

Марио радовался. Тщательно маскировал сочившийся из себя восторг от сегодняшних успехов Ланы, но тот прорывался счастливым блеском глаз.

— Все-таки помог вазон?

Лана неловко прочистила горло.

— Помог.

Она ни за что на свете не призналась бы, что именно ей помогло. Была уверена — представь она Мо и сейчас, сразу же скатится в «паузу». Ноль логики, бред, но это работало. Вероятно, со временем воображать его бицепсы или промежность не понадобится, но до того момента она, похоже, изучит ее вид до последнего шва на джинсах.

Хорошо, что закат скрадывал красноту ее щек.

И все же Марио разглядел.

— Устала?

— Да, давит виски.

— Отдыхай, конечно, столько работы… Я принесу шампанского, хочешь? Отметим первую победу.

— Пока не хочу, извини.

— Конечно. Тебе лучше поспать.

— Сколько у нас в запасе?

Он сразу понял, о чем речь, не стал переспрашивать.

— Одиннадцать дней.

— Мало.

Ушла с террасы веселость, схлынуло из глаз Мо счастье.

— Мало.

— Надеюсь, завтра получится погрузиться глубже.

— Я заеду за тобой…

Он замер, глядя на нее; у его босых ног лежали прочитанные журналы, на коленях шевелила страница раскрытая книга.

— В десять? Успею выспаться.

— Хорошо, сейчас я доброшу тебя до дома.

Ей, усталой, привиделись его плечи и мышцы живота под кончиками пальцев. Лана улыбнулась. Перед тем как выйти из дома, Марио принес и аккуратно засунул в женскую сумочку перетянутую бумажной лентой пачку денег, состоящую из сотенных купюр. Сам закрыл замок, сам пригладил тканевый бок, чтобы не бугрился, и только после этого достал из кармана ключи от мотоцикла.

Глава 4

С утра Мо пек блины: ловко выливал половник жидкого теста на раскаленную поверхность, проворачивал сковороду, как теннисную ракетку, на которой старался удержать мячик, после водружал ее — с равномерно растекшимся блином — на плиту. Выпекаться.

Лана, обычно предпочитающая на завтрак что-нибудь легкое — йогурт или мюсли, — давилась слюной. Вдыхала сладкую смесь запахов из масла, ванили и растопленного шоколада для начинки, и понимала, что съест, наверное, вопреки своим устоям, не один, а, два или три блина. Хорошо, если на трех остановится. Да, сегодня день «прощай, диета». Кто бы знал, что Марио умеет готовить?

— А я вчера долго сидела у моря. Сначала, как вернулась домой, отдохнула, дождалась, пока перестанет болеть голова, а потом вышла на пляж. Ты не представляешь, какое это красивое зрелище — застывшая волна. Чтобы рассмотреть ее в деталях, я улеглась у самой кромки прибоя — песок еще не остыл…

За ее спиной гремела посуда: скребла о края миски ложка, стукнула о поверхность плитки джезва — Марио поставил вариться кофе.

— … Вот если бы у меня был фотоаппарат… Хотя, это ведь надо уметь — разбираться в объективах, линзах, фильтрах, — я бы сделала такой кадр, который видела глазами: прозрачная толща воды и миллион сине-зеленых оттенков. Как хрусталь, как стекло. Как бок выдуваемой мастером вазы.

— Фотоаппарат всегда можно купить, — донеслось до нее, — а в линзах ты разберешься. Запишешься на курс, изучишь основы мастерства, освоишь технику — и вперед.

— Сделать это своей профессией?

— А почему нет?

— Стать фотографом? Разве на этом можно заработать?

— Заработать можно на любом деле, которое любишь.

— Кхм…

С этой точки зрения Лана не размышляла. Действительно. Может, работа — это не всегда сидение в офисе? Не стояние за плитой, не коротание бесконечных часов перед экраном компьютера, не разговор с клиентами по телефону, не… ярмо? Интересная мысль, заманчивая.

— Не думаю, что у меня так просто получится. Когда мир застывает — это непередаваемо. Это тот момент, который мы не успеваем увидеть глазами, который никогда не успеваем рассмотреть. В нем… столько граней.

Ей вдруг подумалось, что, может быть, зря она об этом говорит? Может, Марио испытывает зависть? Ведь это он хотел выпить раствор и уметь то, что теперь умеет она. Может, ему неприятно слушать?

И она смущенно добавила:

— Только удержать это состояние трудно — требуется много усилий. И ходишь потом мокрый.

— Мокрый?

— Вспотевший.

Чтобы ненароком не развить неприятную для хозяина дома тему, она сгребла со стола в ладонь оставленные здесь со вчерашнего дня камни и замолчала.

* * *

В последний раз Марио пек блины около четырех месяцев назад. Раньше такое случалось часто и в охотку, но вставленная в грудь «розетка» намертво убила тягу к прекрасному — так ему казалось.

А сегодня «тяга» вернулась снова. Не тяга даже — надежда. Она вспыхнула, всколыхнулась размашистыми крыльями сверкающей птицы, заворочалась в гнезде и собиралась рвануть в полет. А все благодаря Лане.

«У меня получилось…»

Эти слова сделали его вновь мягким и податливым. Отступила привычная злость, являвшаяся привычной спутницей на протяжении последних недель, поблекла тоска, робко захотелось творить…