Сапфир

Она не сразу поняла, что это звонок сотового — никогда раньше не слышала его. Подпрыгнула на месте, удивилась, откуда играет мелодия, даже огляделась вокруг. А после нехотя извлекла на свет жужжащую трубку. Долго держала ее на ладони и мысленно молилась — пусть Марио найдет слова. Абсурд, они ей не нужны, но пусть он их найдет. Какие-то нужные, правильные, такие, которым она поверит, чтобы мир, который треснул по швам, вдруг сросся назад и расцвел. Ведь так бывает — как в сказке? Ей отчаянно хотелось в это верить.

— Алло.

Она и сама не поняла, зачем ответила.

— Лана…

Прямо перед собой она смотрела стеклянным и безжизненным взглядом — знала, что Марио волшебных слов не найдет. Не заставит ее выйти из круга и сесть к нему на мотоцикл, даже если заплатит еще полмиллиона, ни за что не принудит захотеть его снова обнять. Никогда. Никогда-никогда-никогда.

— Ты душил меня.

— Я…

И тишина. Долгая, вязкая, бесконечная. Они молчали оба. Наконец, хриплый голос:

— Я сорвался. Прости.

— Как такое можно простить?

— Лана…

— Нельзя… душить… людей.

Ей хотелось плакать — в эту минуту ей было настолько жаль себя, что она готова была явиться с повинной к Патриции и заявить, что та была права. Мужики — козлы. Бывают ими.

— Твое тату…

— Что — мое тату? Думаешь, я пришла за тобой?

— А ты…

«… не пришла?» — он не договорил, но она услышала.

— Пришла, да! — заорала зло, уже сквозь слезы. — Но не собиралась тебя убивать. Я вообще никого и никогда не собиралась убивать!

— А она это сделала, — слова кое-как пробились через крик, и, расслышав их, Лана осеклась.

— Та девушка, — ровно добавил Мо, — с такой же татуировкой, как у тебя. Она убила Тома — моего друга. А я не успел его спасти.

Лана молчала почти минуту, переваривая, утрамбовывая новые пласты информации — те, которые не желала переваривать и утрамбовывать. Неужели? Кэти… все-таки… Нервно сглотнула:

— Что ты сказал? Повтори.

— Она убила Тома…

— Какого цвета были ее волосы?

Тишина. Короткий выдох:

— Рыжими.

— Ее звали…

Марио довершил фразу сам:

— …ее звали Кэти Саймон.

Чтобы выяснить черту, где невидимый барьер врастал в землю, Мо швырнул в него ошметком кокосовой кожуры и теперь сидел рядом с ним спиной к будке. Смотрел на синевшую у горизонта полоску океана, на звук шагов даже не обернулся. Теплый ветер колыхал волосы на его макушке; отблескивало в лучах солнца поднятое стекло на мотоциклетном шлеме. Шлем напоминал отрубленную голову инопланетянина — пустую пластиковую оболочку.

Лана опустилась на траву в паре метров от кокосовой кожуры. Тихо попросила:

— Расскажи.

— Рассказать что?

— Расскажи… все. Про Тома. Про…Кэти. Что с ней стало?

Голос Марио прозвучал спокойно и глухо — голос человека, обреченного извечно сознаваться в непоправимом.

— Она душила меня. Когда я пытался спасти его.

— Душила. Тебя?

— Да, шнуром от лампы.

— Разве может женщина…

— …удушить мужчину? Может. Если эта женщина невменяемая.

Лана знала, что такое невменяемая женщина, — Кэти была такой. Злой, почерневшей и одержимой.

— Она… Я…

Слова булькали в горле, как густая жижа, — пытались пробиться на поверхность, но их было слишком много. Предложения не складывались, и Марио недослушал:

— Я всего лишь хотел оттолкнуть ее. Кое-как размотал удавку, а после ударил ее — хотел отключить. Но она упала… Неудачно.

И тишина вновь повисла над газоном, забытой богом парковке и над будкой Портала, из которой никто не выходил.

— Они осудили меня.

— Кто?

Мо не оборачивался. Лана рассматривала его напряженную фигуру со спины — темную футболку, мощные плечи, сложенные локтями на согнутых коленях руки.

— Комиссия. Меня осудили и дали «розетку». Теперь раз в месяц для того, чтобы жить, я должен входить в комнату и выбирать камень. Если повезет — камень обеспечит меня существованием больше, чем на месяц. А если не повезет, то до следующей комнаты я не доживу.

— Что такое «розетка»?

Когда Марио поднялся с травы и обернулся, Лана разглядела на его усталом, будто постаревшем лице залегшие под глазами тени и глубокие морщины. И еще тоску — ту самую, которая все это время пряталась в глубине глаз.

— Вот эту.

Он резким движением стянул через голову майку и остался стоять перед ней с голым торсом. А Лана задохнулась от шока и удивления — в человеческую грудь был впаян блестящий медальон. Красивый и одновременно зловещий, в центре которого матово поблескивал черный камень. Четыре лепестка, словно крест, словно клешни краба, утопали в живой плоти.

Она не нашлась, что сказать, — открывала и закрывала рот, с ужасом изумлялась тому, что такое вообще возможно — изуродовать человека подобным образом.

— Что это… как…

Марио хмыкнул коротко и невесело. Почти равнодушно.

— Я расскажу тебе эту историю один раз — всю по порядку. И чтобы не быть голословным…

И он принялся чертить в воздухе Жест Правды.

Слова текли из Мо ровно, без запинки, как река в давно отвоеванном у земли русле, — не пугал его даже висящий перед лицом светящийся знак.