Сапоги — лицо офицера

Варенцов деловито снял ремень, намотал на руку и начал бить пряжкой по плечам и спинам салаг.

Те запаниковали, запищали что-то, построились в две шеренги.

— Кончай вышивать, Варенцов! — удерживал его Васильев.

Варенцов отмахнулся и прошелся перед строем, поигрывая ремнем.

— Чтоб служба медом не казалась, изменники и предатели! — куражился сержант. — Дисциплина прежде всего! Показать что в карманах!

Он отобрал несколько расчесок, красивый носовой платок, два лотерейных билета, два бумажных рубля и передал все встревоженному Васильеву.

— По уставу не положено! — громко и важно сказал Варенцов. — Это будет храниться у меня до вашего дембеля!

— Пойдем, Саша, отсюда, — убеждал Васильев друга.

В казарму вбежал лейтенант Северчук, помощник дежурного по части.

За спиной жался молоденький сержантик, это он бегал за помощью в штаб.

Северчук сразу сообразил:

— А ну, подойдите, орлы! Грабим, значит, молодых? Из какого подразделения? Документы!

Варенцов и Васильев, открыв рты, остолбенело смотрели, откуда он взялся. Так и не поняв, Варенцов истерически закричал и замахнулся ремнем.

— Исчезни, змей! Не подходи!

И совершенно непонятно почему, ударил пряжкой лейтенанта.

Тот выхватил пистолет.

— Руки вверх! Еще шаг, и я вас перестреляю как собак! Что вы смотрите, телята, скрутите их!

Салаги молча, но дружно, толпой, набросились на минометчиков, били, пинали ногами, скрутили руки.

Северчук трясущимися руками снял трубку.

— В первой танковой роте групповое нападение на офицера, — сказал он. — Пришли бодрствующую смену, с оружием!..

— Это то, о чем я всегда предупреждал! — сказал Оверьянов. — Отсутствие контроля. Солдаты предоставлены самим себе. Отсюда и пьянки, и самоволки, и грабеж. А вот сейчас, полюбуйтесь, нападение на офицера! И это ваша прямая вина, Синюк! А вы, Казаков, потакаете нарушителям дисциплины!

— Что я должен, в казарму жить переехать? — огрызнулся Синюк. — Надо судить, да в штрафбат отправлять почаще, как раньше было!

— Вы правильные вещи говорите, Синюк! — язвительно заметил Жигаев. — Судить надо, только начинать с некоторых офицеров! — он посмотрел на Казакова.

Тот разозлился.

— Конечно, например, со штаба батальона! Нашли причину! Казакова в тюрьму, и в армии все будет иначе, образцовая дисциплина и солдаты-освободители! До нас что ли не было измывательств над салагами? Испокон веков закрывают на это глаза! Понятно, половина тиранит другую, а офицеры только рады. Молодых пугаем стариками, а старикам угрожаем судом. Так и живем, очень удобно!

— Вы не обобщайте, Казаков! Факты вашего отношения к службе говорят сами за себя. Взяли мы сегодня личную карточку Варенцова, и что б вы думали? У этого преступника ни одного выговора! Может, это отличный солдат, служил безупречно? Ничуть не бывало! Это добренький дядя лейтенант Казаков снял все выговоры! А теперь как без выговоров отдавать под суд? Не может этого быть, чтоб солдат даже выговора не имел и вдруг становится преступником! А по бумаге выходит, что так! — развел руками Жигаев.

— Кстати, Казаков, идите в штаб, вас вызывает следователь из дивизии. В качестве свидетеля. И обдумайте по дороге, как себя вести и что говорить… Случай это изолированный, редчайший. Варенцов и Васильев еще на гражданке имели задатки преступников. Только в таком разрезе можно объяснить их поступок!

Казаков зашел на гауптвахту.

Начкар Тимоха подвел его к первой камере.

У дверей часовой, сам Тимоха был серьезен, войти внутрь не разрешил.

Казаков посмотрел в глазок.

Пол чисто подметен, на нарах подушка и одеяло, Васильев сидел в гимнастерке без пояса, с тревожным напряжением смотрел на дверь.

В соседней камере Варенцов лежал лицом к стене, не двигался.

На губе было тепло, даже жарко.

Если затопили, значит, это всерьез. Никаких нарушений устава по содержанию на гауптвахте, все как положено, температура 18 градусов.

И одеяло с подушкой…

Следователь, майор юстиции, показался нестрогим и интеллигентным.

— Скажите, лейтенант, чем по-вашему был вызван этот дикий акт? Вы говорите, что они были нормальными солдатами. В чем причина, почему они начали избивать и грабить, угрожать офицеру?

— Я сам теряюсь, товарищ майор! Может, надо сделать скидку на неустоявшуюся психику молодых людей, на трудные условия службы? С ними были жестоки, и они пришли к выводу, что и им следует так вести…

— Вы предлагаете повернуть дело так, что они стали жертвой каких-то роковых обстоятельств, темных сил? Я приехал не для того, чтоб делать скидки! Они преступники! Мотив преступления, вот что меня интересует. Сейчас дана установка пресекать попытки издевательств над молодыми со стороны старослужащих.

— Да, но они-то не знали, что начальство решило бороться с тем, к чему они привыкли! Они сами терпели издевательства и по молодости лет решили, что им тоже это позволено.