Сапоги — лицо офицера

Снег поскрипывал, окна бараков ярко светились, плотные тени от стволов сосен перечеркивали сугробы в самых неожиданных направлениях…

Половое извращение

— Чего я не видел на открытом партсобрании! — грубо ответил Петров. — Какое я имею отношение к коммунистам, а они ко мне? Никуда я не пойду!

Капитан Синюк возмущенно закатил глаза.

— Что ты прикидываешься! Ты знаешь прекрасно, это общее собрание офицеров батальона! Как оно называется — неважно! Я знаю одно, мне приказано обеспечить явку подчиненных. И я ее обеспечу! Поднимайтесь и идем!

— Действительно, товарищ капитан! — поддержал Петрова Казаков. — Коммунисты решили собраться, ну и собирайтесь на здоровье, мы-то причем? Почему всегда поднимается такой понт? Что-то я ни разу не слышал, чтоб беспартийные устраивали сборище и угрозой сгоняли на него коммунистов!

— Да прекрати ты этот балаган! Болтаешь языком черт-те что! Речь будет идти о нашей батарее. Замполит полка придет! Мы обязаны присутствовать!

— Жигаеву требуется возмущение общественности, — сказал Теличко. — Товарищ майор в залупе на артиллеристов.

Но его персональное мнение мало кого впечатляет в штабе полка. Поэтому ему нужен хор возмущенных нами сослуживцев.

— Залупайся наедине, так нет, обязательно надо устраивать какое-то толковище, — недовольно сказал Казаков, одеваясь.

Офицеры-пехотинцы курили, хлопали в ладоши и подталкивали друг друга плечами, согревались, мороз был нешуточный. В сумраке неярко светилась лампочка над входом в штаб третьего батальона.

— Чего ждем? — спросил, подходя, Синюк. — Уже время, пойдем в штаб. Не стоять же на морозе.

— Там у них закрытое партсобрание, — пренебрежительно сказал Коля Жмур, командир восьмой роты. — Это только для белых, черным и собакам вход воспрещен. Подождем, скоро кончат.

— Как закрытое, говорили открытое? — с надеждой удивился Теличко. — Раз так, то мы там не нужны.

— Потом будет и открытое! — насмешливо сказал Северчук. — А сейчас коммунисты батальона рассматривают жалобу Вальки, жены их благородия командира седьмой роты.

— Ну болтун! — недовольно поморщился Жмур. — Как херовая баба!

— В чем дело, товарищ старший лейтенант? У большевиков не должно быть секретов от народа! Офицер Безуглый, коммунист и семьянин, допускает в быту нетоварищеское отношение к женщине, к своей законной супруге. Вот она и накапала Жигаеву. Мол, пьет муженек по-черному, а напившись, настаивает на половых извращениях, шантажирует разводом. Надо же спасать семью, ячейку социалистического общества.

— Что ты говоришь! — оживился Петров. — Что ж он с ней творит?

— Да ничего он не знает! — попытался защитить сослуживца Жмур.

— Я, милые мои, сам эту жалобу писал. А подробности эта дура рассказала моей колдунье. Больно боится, что он ей под сраку даст, прогонит на хер. Вот и решила пугнуть партбилетом… А извращение самое что ни на есть затрапезное. Загибает колени к подбородку, пропускает офицерский ремень и пристегивает ноги к шее, чтоб не дрыгалась. В таком положении и натягивает ее на кукенквакен.

— Ты посмотри, какой половой разбойник! — покачал головой Казаков. — Кто бы мог подумать! А чем она, клизма, недовольна? Человек проявляет разумную инициативу, а такая неблагодарность.

На крыльце появился замполит батальона, помахал рукой, заходите, товарищи, будем начинать…

— Итак, мы рассмотрели мероприятия, связанные с подготовкой к зимним полковым учениям. На этом первый пункт повестки дня исчерпан. Переходим ко второму. «Состояние дисциплины в минометной батарее». Слово предоставляется командиру батальона майору Жигаеву.

Положив на колени шапки, офицеры сидели на самодельных деревянных скамейках.

Жигаев вышел на середину батальонной канцелярии.

Сделал долгую паузу, скорбно оглядел присутствующих, радоваться нечему, положение катастрофическое, надо спасать батальон, батарея разваливается, говорил его вид.

— Как ни грустно это констатировать, но до сих пор у нас царила атмосфера всепрощения. И этим умело воспользовались некоторые офицеры, всем нам известные лейтенанты Казаков, Петров и идущий у них на поводу Теличко. О Петрове я скажу особо. Саботаж под прикрытием пьянства, преступное пренебрежение своими обязанностями! Я хотел бы, чтоб офицеры батальона высказали свое нелицеприятное и принципиальное отношение к поступкам этого, с позволения сказать, офицера. Выслушаем капитана Синюка.

— Саботаж, это слишком сказано. Но разгильдяйство налицо. И отсутствие характера, как у барышни… Я иногда удивляюсь, взрослые люди, а ведут себя хуже солдат. Никакой моральной ответственности, горите вы ярким пламенем, мне плевать. Но если мы его строго-настрого предупредим, я думаю, он найдет в себе силы одуматься.

— Надо сказать, что командир батальона как будто получает удовольствие от склок! Иногда кажется, он просто провоцирует, и Петрова в том числе, — смело сказал Теличко.

Жигаев горестно всплеснул руками.

— Я, оказывается, во всем виноват! Моя вина в одном — я вовремя не настоял перед командованием на отдаче виновных в саботаже под суд!