Сапожок Пелесоны

Шагов через двести дорога вывела нас на площадь, мощеную светлыми шестиугольниками известняка, служившую центром небольшого поселения. За линией аккуратно подстриженных персиковых деревьев белело длинное двухъярусное здание, к которому вел пандус, изгибавшийся изящной другой. По другую сторону располагались небольшие домики с красными черепичными крышами и стенами, увитыми плющом. Прямо же, если мне не изменяло зрение, находился сам храм: широкая лестница от площади поднималась к портику, ограниченному колонами и великолепными статуями Юнии по углам; над расписным фризом возвышался белый шестигранник главной части святилища. В общем, обитель Непорочных Дев оказалась довольно живописным, во всех отношениях приятным местом. И сами служительницы Юнии Беспорочной, при нашем появлении высыпавшие на площадь, выглядели весьма притягательно. Даже немолодые жрицы в строгих длинных одеждах, взиравшие на меня и Дереванша с каким-то странным огоньком в глазах, мне представлялись женщинами милыми, полными этакого бальзаковского очарования (хотя всем было известно, что эти прелестницы носят на поясах маленькие серебряные кинжалы и пускают их в ход, едва рука мужчины посмеет прикоснуться к их непорочной плоти).

– Привет, – сказал я, начиная разговор с непринужденной дружеской ноты. – Мы здесь проездом, хотели бы найти приют в божественном месте на несколько дней.

Я с кроткой надеждой посмотрел на жрицу, скрестившую на груди руки, одетые в золотые браслеты. Судя по всему, она здесь считалась старшей, возможно верховной служительницей храма.

– На несколько дней? – переспросила старшая жрица. – О, боги! Покоя от вас нету! Разве вы не знаете, что обитель закрыта для мужчин после захода солнца?

– Ну, госпожа Фелосея, ради праздника! – совсем неожиданно вступалась высокая черноглазая послушница. – Позволь им на ночь!

– Чистейшая Фелосея, просим тебя в честь дня Юнии Благословенной! – вторила другая девица, кокетливо поглядывая на меня.

Ее прошение тут же подхватил хор девичьих голосов:

– Фелосея, позволь! На одну ночку! Жалко ведь людей за оградой оставлять…

– Наичистейшая, молитвенно просим позволения, – сказал я уже с большей решимостью. – Штука в том, что я и мой друг Дереванш, – я слегка толкнул библиотекаря в бок, – с детства поклоняемся Юнии. Ага, лет с пяти или даже четырех регулярно поклоняемся. Как просыпаемся, так сразу возносим ей молитву. Мы проделали очень долгий путь, чтобы в канун праздника прибыть к вашему храму. Приехали из самой Кенесии. Я – всем известный маг Блатомир. Мой друг и помощник, королевский архивариус – господин Дереванш. И… – выдержал я торжественную паузу, вытянув руку в сторону Рябининой. – Наша милейшая спутница, всем известная писательница – госпожа Элсирика. Тоже надо заметить, помешанная на Юнии, сама являющаяся образцом нравственной чистоты.

Моя речь порядком озадачила святейшую Фелосею, а имя кенесийской писательницы несколько раз повторили послушницы и одна высокая саном жрица. Кто-то упомянул название бестселлера «Русик и Люси», после чего илийки зароптали громче. Не было сомнений, что слава о бессмертных Анькиных романах докатилось и до этих божественных мест.

– На ночь… Если только на одну… – проговорила Фелосея, внимательно разглядывая Дереванша. – Хорошо. В честь праздника и в знак уважения к таланту Элсирики! – она трижды хлопнула в ладоши, повернулась и зашагала к лестнице.

Поднявшись на ступеньку, она обернулась и добавила:

– Госпожа Элсирика пусть не знает ни в чем ограничений, а мужчин в покои юных адепток не пускать и поселить в третьем гостевом домике! На ночь запереть двери и выставить охрану!

– У-у!… – разочаровано загудели служительницы богини, но Фелосея, не слыша их, продолжила восхождение к храму.

За ней неохотно потянулось несколько немолодых жриц, а мы все стояли в окружении девиц, посвятивших себя Юнии. Надо признать, под прицелом множества любопытных и насмешливых глазок я почувствовал себя не совсем уютно. Особенно когда расслышал, что обитательницы священного места шепотом, но совсем беззастенчиво обсуждают меня и Дереванша. Архивариус при этом болезненно побледнел и попытался пониже надвинуть тюрбан, скрывавший его волшебные кучеряшки.

– Так, девочки, – выступив вперед, проговорила Рябинина. – Хватит на нас пялиться. Мы с дороги и устали. Проводите нас к гостевому домику.

Тон ее был категоричен, и непорочные девы расступились. Одна из них с цветком магнолии, вплетенном в волосы, пригласила следовать за ней и направилась по дорожке мимо клумб покачивая бедрами, словно слетевшая с неба Юния.

– Как звать тебя, милая? – поинтересовался я, нагнав ее у поворота дорожки.

– Фрикция, – сообщила она, остановившись у порога домика и одарив меня лучезарной улыбкой. – Если что понадобится, звони в колокольчик, – илийка игриво дернула за шнурок, освобождая долгий и приятный звук. – А вечером я буду в беседке садика за храмом, – добавила она, наклонившись к моему уху, тихо хохотнула и спрыгнула со ступеньки, пуская нас в дом.