Сапуниха(СИ)

Зима, как запряжённая в сани тройка, стремглав пролетела, уступив дорогу зеленоокой весне. Взвились жаворонки, звонко, трепетно выводя песнь из-под хрусталя небосклона; выползли из норок суслики и сурки; запорхали разноцветные бабочки.

Вместе с весной пришла новая жизнь. Организовался колхоз, хотя были в хуторе единоличники. Среди них - семья Якова Бузина. Весенний день год кормит, посему и колхозники, и собственники с раннего утра упирались в поле. То там, то сям слышалось: "Цоб, цобэ, в борозду", и быки привычно брели к пашне. Ходили упорные слухи, что скоро объединившимся пришлют "трахтур", он, мол, заменит и быков, и лошадей. Кто или что это такое - толком не знали, но хотели поглядеть на чудо, заменяющее скотину... За навалившимися заботами забыли о тракторе. Но однажды в коллективное хозяйство прикатил страшно рычащий агрегат с торчащей наверху трубой, из неё валил дым и вылетали искры. Над большими железными колёсами, усеянными треугольными шипами, возвышалось сиденье, на котором гордо восседал в красной сатиновой рубахе рубёженец Емельян Сачков. Вездесущие ребятишки первыми узрели машину и орущей от восторга и ужаса толпой скакали за невидальщиной, завёртывали с боков, забегали наперёд, стараясь хорошенько рассмотреть.

Да, появилась в деревне техника, оказывая огромнейшую помощь сельчанам. Радоваться бы надо было всем такому событию, да только одним помогали, а других обижали нещадно, записывая в кулаки и подкулачники, отбирая скот, сельхозинвентарь, земельные участки. И плакали так называемые "кулаки", запрягая в ярмо коровёнку вместо вола. И сами пахали, как волы, на своих десятинах. Многие понимали, что при притеснении, поодиночке, при отсутствии технических средств и животных трудно выжить. Не желая идти в колхоз, добровольно объединялись в артели, как бы примериваясь к будущей - неизбежной всё же - общности. Насильственной коллективизации противилось немало селян, и часто протест их перерастал в бунты. Достойный почин - совместный труд во благо общества - насаждался варварскими методами, поэтому вместо обильных урожаев получила страна голод тридцатых годов.

Не минула сия беда и донские края.

После Пасхи отправился на Фоминой неделе 1932-го года Яков Авилович на Украину за зерном и кукурузой. Он и раньше, в скрутную годину, туда наведовался, меняя одежду на хлеб, и всегда благополучно возвращался в свою многочисленную семью.

Хутора Гуреевский и Качалинский, объединившись в 1931-ом, стали именоваться колхозом "Комбайн", где оказалась почти вся бузиновская "околхозненная" скотина. Оставили им одну коровку. Жить стало худо, вот и пустился Авилович в Малороссию с надеждой снова разжиться.

Было тепло: южное солнце, катясь блином по сковородке неба, изливало ласковые лучи на исхолодавшую за зиму землю. Та с благодарностью впитывала их, жмурилась от удовольствия.

Побанив* дом, семья перешла в землянку, где дожидалась кормильца. Утром Александра Яковлевна осматривала подворье, проверяя, всё ли на месте. Обычно так и бывало. Теперь же после обхода, остановившись в дверном проёме, прислонилась к притолоке и еле слышно проговорила: "Ну, дети, к нам гости наведались..." Потом присела на порог, беззвучно зарыдала. "Гости" действительно побывали в хате, войдя через окошко горницы. Той же дорогой вернулись обратно, прихватив из сундука почти всю женскую одежду. Жалость защемила Стеню, но особенно огорчило, что украли "разливную" кофточку с пестревшими, перемигивающимися, красивыми и необычными цветами, кашемировую шаль и нарядную зелёную юбку, подол которой обит щёточкой для того, чтобы не махрилась опушка. Папа привёз с империалистической войны два сундука всякого крама, среди всего прочего - женские и девичьи убранства. Их и утащили злодеи, не тронув почему-то его одежду.

Люди видели, как две незнакомые женщины на лошадях ехали в Лысов, и вроде бы в телеге находилось похищенное добро. Кто они, куда поехали - неизвестно... В погоню не бросились, да и кому было бросаться?

Беда, как известно, одна не приходит.