Саракш: Кольцо ненависти

Человек, смирно сидевший на жестком стуле перед Максимом Каммерером (Маком Симом, полномочным представителем Временного Совета по упорядочиванию), выглядел предельно безобидным. Пухленький, кругленький, с веснушчатым лицом и курносым носом, человек этот был похож на добренького гнома, вышедшего на пенсию и по этому поводу сбрившего бороду, положенную по штату всем гномам. С волосяным покровом у человечка вообще было негусто: его лысый череп украшала редкая белесая поросль, жиденькие брови казались выщипанными, а на верхней губе сиротливо торчало всего несколько тонких щетинок. Глаза его, скупо отороченные бесцветными ресничками, выражали оскорбленную невинность, и требовалась немалая наблюдательность, чтобы разглядеть в этих маленьких беспокойных глазках тлеющий огонек затаенной злобы: на первый (и даже на второй) взгляд человек этот являл собой жертву произвола, и наручники на его запястьях казались чьей-то глупой шуткой. Человека звали Тихоня Прешт, и это имя полностью соответствовало его внешности и манере держаться — как есть тихоня, и непонятно даже, за что с ним так сурово обошлись.

Тихоня Прешт был королем спекулянтов и одной из видных фигур преступного мира, оживившегося и бурно пошедшего в рост в хаосе, упавшем на Страну Отцов. Легальный выродок, при Неизвестных Отцах сидевший (в полном соответствии со своим прозвищем) тише воды ниже травы, Тихоня Прешт, как только онемели башни, тут же решил, что время его пришло. Добренький гномик обладал изворотливым умом и дьявольской энергией: он в считаные недели умудрился сколотить себе целое состояние, спекулируя тем, что стало одной из самых основных ценностей — продуктами питания. Размах операций «синдиката» Тихони поражал: целые эшелоны с зерном бесследно растворялись в воздухе, и никто не мог найти никаких концов — был эшелон, и нет его, исчез.

Максим с помощниками из числа ближайших соратников Вепря гонялся за Тихоней месяц — «король спекулянтов» имел звериное чутье и угрем выскальзывал из рук. Взяли его почти случайно, в заброшенном загородном доме в предместьях столицы. Внутри этот домик являл собой уютное гнездышко, набитое ценностями и всевозможными продуктами (вплоть до консервов стратегического запаса с военных складов, хранившихся там еще с имперских времен). Логово Прешта пришлось брать штурмом: Тихоню и его пышнотелых красоток с глазами безмозглых овец охраняли тупоголовые бугаи, промышлявшие раньше уличными грабежами и умевшие обращаться и с самодельными кастетами, и с армейскими автоматами.

Максим взял Тихоню лично. Вскарабкавшись по стене, он выбил ладонями окно, свернул шеи трем телохранителям «короля», кинувшимся на него, и чудом избежал отравленной иглы, пущенной в него Тихоней из карманной «плевательницы». Мака спасло его умение ускоряться — Прешт не ожидал появления призрачной фигуры, перемещавшейся по комнатам со скоростью ветра. «Король» промахнулся — шестисантиметровая оперенная стальная игла впилась в дверной косяк, оставив на нем желтую каплю яда, — а в следующую секунду, получив отключающий удар, он уже уплыл в блаженное бессознательное состояние.

Максим привез Прешта в Департамент и доложил Сикорски, полагая, что на этом его общение с добреньким гномом и закончится, однако Странник, скупо похвалив прогрессора-практиканта, как он называл Мака, поручил ему снять с Тихони предварительный допрос: мол, это тебе в будущем пригодится, раз уж ты решил, что твое место здесь, на Саракше.

Многочасовая беседа с Тихоней Прештом до предела утомила Каммерера. Допрашивая «короля», он чувствовал все более усиливавшуюся гадливость и пару раз поймал себя на том, что мечтает принять ионный душ или хотя бы хорошенько вымыть руки. В столице и по всей стране то и дело вспыхивали голодные бунты, люди убивали друг друга за корку хлеба, а «король спекулянтов» в ответ на вопросы Мака «Неужели вы не понимали, что делали? Вам не жалко было женщин и детей, умиравших с голоду?» только моргал своим поросячьими глазками, пряча прыгавшие в них злобные искорки, и монотонно бормотал «Не понимаю я, ваше превосходительство… Торговля — она того, требует… Какие дети, ваше превосходительство? И в мыслях не имел злодейского умысла — торговля, ничего крамольного…».