Погибший пилот нацеливал птероплан точно по продольной оси пассажирской гондолы, но смерть внесла свои коррективы: удар пришёлся немного левее и не проткнул гондолу, а вскрыл её на протяжении добрых двадцати метров, как исполинский консервный нож. Посыпались обломки и куски обшивки; приняв дополнительный груз, аэростат пошёл вниз, но тут со скрежетом отломилась левая мотогондола – один из двух моторов дирижабля оторвался. Равновесие восстановилось – повреждённый дирижабль дрейфовал по воле ветра, поскольку уцелевший мотор воздушного корабля заглох. Но Гаю было не до размышлений о законах физики: время растянулось, и надо было драться.
Оба полуземлянина одновременно выпрыгнули из кабины птероплана, причём Гай едва не сорвался в чёрную пустоту за бортом дирижабля – с его стороны обшивка гондолы была снесена начисто. Что бы не упасть вниз, Заару пришлось ухватиться за распахнутую дверцу птероплана, задавить страх высоты и рывком послать вперёд своё послушное гибкое тело. Про меч Гай забыл – он так и остался в ножнах, – однако Заару хватило и голых рук, тем более что несколько уроков фехтования всё равно не сделали из него мастера боя на холодном оружии. Прямо перед ним возникла человеческая фигура с занесённым клинком (как и предполагалось, экипаж корабля не стал стрелять, опасаясь пробить газовые баллоны), но движения её были безнадёжно медленными по сравнению со сверхчеловеческой быстротой движений сына Святого Мака. Удар локтем ниже подбородка, хлюпающий звук сминаемой плоти, и обмякшее тело падает, а секунду спустя к нему присоединятся второе.
Обдирая руки об острые края развороченной обшивки гондолы, Гай обогнул нос птероплана – как раз вовремя, чтобы крикнуть Каму Энгу «Стой! Нам нужны пленные, а не трупы!». Молодой пандейский кёниг вошёл в раж: на рифлёной палубе дирижабля валялись уже три изрубленных мертвеца, и к ним вот-вот должен был добавиться четвёртый. Возглас брата отрезвил молодого властителя Пандеи: Кам не снёс голову очередному противнику, а только оглушил его ударом рукояти меча.
Продираясь через покорёженные конструкции гондолы (хотя со стороны казалось, что оба движутся со скоростью ветра), братья прорубались к ходовой рубке дирижабля. Экипаж воздушного корабля оказался невелик – на борту было десятка полтора людей, не больше, и в рукопашной они не имели против Энгу и Заара никаких шансов, но братья опасались, что кто-то успеет дать по радио сигнал бедствия, и тогда события могут принять нежелательный оборот.
Они успели: человек в рулевой рубке только подносил ко рту микрофон – медленно, очень медленно! – когда Гай прыгнул вперёд, пролетел по воздуху несколько метров и сшиб его ударом в ухо. Человек тихо всхлипнул и повалился на пульт. Заар наклонился над ним и разглядел – света в ходовой рубке было достаточно, – что это уроженец материка. Странно, подумал Гай, все остальные, кого мы тут поубивали и пооглушали, были айкрами (значит, я не ошибся, и тогда в бараке действительно разговаривали между собой айкры), а этот… Эге, а ведь я его знаю! Это же не кто иной, как сам господин начальник столичной полиции, честь и слава, блюститель нравов и депутат парламента, – его фотографии появлялись в газетах, и по телевидению он выступал, вещая о нравственном долге человека и гражданина. А полгода назад было сообщено, что господин начальник отправился в длительную командировку на Объединённые Острова – по обмену опытом, – и его обязанности временно исполняет его первый заместитель. Интересная получается командировка…
Повернувшись к стоявшему рядом брату, Гай в двух словах изложил ему суть дела. Кам понял его с полуслова.
– Дай-ка мне, – сказал он, сдёргивая с пульта бессильное тело чиновника и усаживая его в ближайшее кресло. – Пленных нужно потрошить сразу, пока они не пришли в себя. Да и времени у нас мало: эта летающая колбаса летит неизвестно куда, и нам как-то надо с неё выбираться.
Несколько нажатий в чувствительные точки тела, известные пандейской медицине, привели пленника в себя – он открыл глаза, пытаясь понять, где он, и что с ним происходит.
– Если хочешь жить, – вежливо произнёс Кам, приставив к его кадыку остриё меча, – отвечай быстро и правдиво, или я вскрою тебе горло, а потом сброшу тебя вниз. Что вы здесь делали, что такое Ночная Смерть, и зачем вы напускали её на ничего не подозревавших?
Ужас, плеснувший в глазах начальника столичной полиции, изумил Гая. Заар уже понял (испытывая при этом чувство гадливости), что «честь и слава» редкостный негодяй (иначе он не оказался бы на борту воздушного «корабля смерти», причём явно при деле), но проявления такой откровенной трусости не ожидал. Пленный заговорил, он говорил быстро, взахлёб, как будто боялся, что стоит ему только запнуться, и холодное лезвие клинка тут же вспорет ему гортань.
– Я всё скажу, только не убивайте меня, – пролепетал пленник.
– Хорошо, – ответил Кам, чуть помедлив. – Если скажешь правду, останешься жить – даю слово воина.