Саркофаг

Спустя много лет узнал "уголовную" подробность из детства: старшей сестры. Начало такое: воровать уголь у захватчиков на железной дороге мог только тот, кто на них работал. У нас не было такого, чтобы я, работая на производстве, не утащил с родного производства что-то нужное мне. Наш, российский лозунг "возьми нужное тебе", родился не от хорошей жизни, мы его понимали и принимали, но враги за него карали. Основа воровства нашего — нужда, но встречались "идейные воры":

— Если не причиню ежедневно вред советской власти хотя бы на рубль — больным делаюсь! — мой хороший товарищ не был в оккупации и под "обработку вражеской идеологией" не попадал.

Немного украденного угля было компенсацией немецким пособникам за их труд во вред отечеству. Как немцы смотрели на растаскивание "стратегического материала" своими пособниками — этого я не знаю, но отца они не расстреляли. Могли расстрелять потому, что отец воровал уголь, а вот почему ни разу не попался за всё время службы у врагов — не знаю. Враги могли расстрелять разгуливающего человека по железнодорожному узлу и без угля в сумке.

Полученный во времена вражеского владычества опыт в краже угля не умер и не исчез: он только поменял "знак". Если раньше "стратегический материал" воровали у врагов с риском для жизни, то после освобождения от них риск быть застреленным при краже всё того же "стратегического материала" заменялся десятью годами родной колонии. Ничего удивительного: радость освобождения от врагов согревала больше, но всё же не так, как украденный уголь. Краденый уголь грел лучше и надёжнее. Воровать его ходили на станцию ночами. Дети. Со взрослыми ворами освободители поступали жестоко, а детям многое прощалось. Да и были они в ночном мраке менее заметны, более проворны и шустры.

В одну из ночей, а хождение на добычу совершалось только по острой необходимости, о каких-либо запасах и речи не было, сестра и ещё одна девочка, ровесница ей, пошли на добычу. Было начало апреля, снег сошёл, но грязь ещё была в силе. Во мраке добрались до станции и стали высматривать эшелоны с углём. Что могут девчонки в тринадцать лет? Какие они "угольные" воры? Какие они лазальщицы по вагонам? Нулевые! А тут ещё дождь начался. Они мешки на головы, да под вагон от дождя. Сидят на рельсе, ждут. Чего ждут? А кто знает, может и повезёт, может что-то и удастся найти…

… дал машинист сигнал при отправлении состава, или молчком тронулся с места? Если машинист локомотива не нарушал "правил движения на железнодорожном транспорте" и дал, как полагается, сигнал к отправлению, то могли знать девчонки, локомотив, какого состава подаёт сигнал? Их состав, под вагонами которого они прятались от дождя, или соседний собирается начать движение?

…сестра успела выскочить, из-под начавшего двигаться вагона, а её подружка по воровскому ремеслу, сидела ближе к колёсной паре, и её не стало. Всё это произошло во мраке и страхе. Какой она прибежала в келью — это я помню и до сего дня. Получала ли сестра в последующей жизни "психологическую реабилитацию"? Хотя бы кто-то и когда-нибудь попытался стереть из её памяти этот момент? Или лагерные эпизоды? Ответ:

— Никто и никогда из всех, кого трепанула древняя, война, не получал и теперь уже не получит всяких там фантастических "реабилитации". Лишнее всё это для вас!

Отец, воруя уголь у работодателей, наносил урон боеспособности Вермахта. Вредил.

Сестра, воруя уголь теперь уже у советской власти, наносила ей урон. Воровать уголь у врагов — доблесть, но тот же уголь, всего только уголь, взятый у "советской власти", будет деянием пострашнее предательства! Как всё странно и непонятно связано в этом мире!

В ночь, когда товарка сестры по воровскому ремеслу осталась под колёсами вагона, умер президент Соединённых Штатов Америки Франклин Делано Рузвельт. Смерть русской девочки под колёсами советского вагона с углём была жертвой президенту Соединённых Штатов, но муки родителей, пославших дитя на станцию воровать у "родной советской власти" уголь в расчёт не берутся. И мысль: "выжила в оккупацию, но погибла под колёсами советского вагона" не должна иметь места в сознании читателя….

.

Глава 4. Школа. Начало иной жизни.

Наступила осень сорок четвёртого года, и меня, как и всех советских детей, снарядили в школу. Не выпадал из списков "советских": кто и что обо мне знал? А если знал? За партами сидели многие отпрыски вчерашних коллаборационистов, но какой процент — об этом было известно в "органах".

У меня было преимущество перед сестрой: знакомство с грамотой она начинала в школе на оккупированной территории, я — в "чисто советской школе", пусть и с опозданием в два года. Это было и плюсом, и минусом. И мне нужно было начинать учиться, как и сестре, письму и счёту в сорок втором, то есть при врагах. Задержка по времени обучения в то время было пустяком, все учились одинаково. Не могу объяснить о одно: почему быстро научился читать. Будто чувствовал, что если "переросток", то мне нужно опережать "нормальных" одноклассников, кои вовремя приступили к познанию наук.