Саркофаг. Чернобыльский разлом

– Первый раз держу в руках донесение, адресованное не мне, – пытался пошутить Иден. – С вашего позволения буду читать вслух: «Сэр!» – торжественно начал он, однако, пробежав глазами первые фразы, перешел на скороговорку: – Извините, лорд, но это не интересно, это – тоже… Ага, нашел. «После того как они много месяцев проработали в качестве военнопленных на строительстве дорог и укреплений на территории оккупированной части России, их стали группами, от 50 до 150 человек, посылать во Францию, где они продолжали выполнять ту же работу. Их никто не спрашивал, хотят ли они вступить в немецкую армию, а просто одевали в немецкую форму и снабжали винтовками. Русские считали себя военнопленными и никем иным. С другой стороны, когда их спрашивали, хотят ли они вернуться в Россию, то большинство проявляло равнодушие к этому вопросу или давало отрицательный ответ. Казалось, что никто из них не имел никаких политических убеждений. Многие, очевидно, чувствовали, что, прослужив в немецкой армии, пусть не по своей воле, они попадут в разряд предателей и их, по всей видимости, расстреляют».

Иден вернул письмо. Встал. Прошелся по кабинету.

– Это более чем серьезно. – озабоченно сказал он, снова садясь в кресло. – Как вы знаете, Военный кабинет дал принципиальное согласие отправлять домой всех русских пленных, если это будет соответствовать желанию советского правительства. Я уже сообщил об этом советскому послу Гусеву, выразив надежду, что его правительство захочет выяснить подробности обстоятельств, при которых граждане СССР перешли на службу во вражеские формирования. От имени правительства Его Величества я предложил заключить соглашение, по которому советские власти могли бы на территории Соединенного Королевства вступать в прямой контакт с этими подданными своего государства.

– Ни в коем случае! – хлопнул по столу Селборн. – Выдать русских пленных – значит подписать им смертный приговор. Еще в начале войны Сталин заявил, что в России не может быть военнопленных – лишь мертвые и предатели. И это не пропагандистская оговорка. Сталин последователен. Он убийственно последователен, отказавшись вызволять из плена даже собственного сына! Речь шла об обмене на совершенно не нужного Москве Паулюса[7], но Сталин не согласился. Обмен военнопленными – нормальная практика всех войн, ничего преступного или аморального в этом нет, но Сталин, слепо следуя им же придуманному лозунгу, обрек сына на страдания, возможно, даже на смерть. Можете не сомневаться, что судьба тысяч и тысяч неизвестных ему людей предопределена. Я с этим согласиться не могу и потому вручаю вам официальное письмо, которое прошу рассмотреть незамедлительно и самым внимательным образом.

Селборн встал, протянул Идену письмо, а потом вдруг усмехнулся и отдернул руку:

– Мы с вами англичане и, следовательно, к традициям относимся с особым почтением. Несколько минут назад в этом кабинете родилась прекрасная традиция, и я хочу ее поддержать.

Почувствовав подвох, Иден насторожился:

– Традиция читать вслух вручаемые друг другу деловые послания, – одними уголками рта улыбнулся Селборн, – по-моему, заслуживает самого широкого распространения.

– Очко в вашу пользу, – поднял руки Иден. – К вашим услугам, – отступил он на шаг и приготовился слушать.