Саркома

ручку и велел. — Обязательно напиши, что он был пьяный, на бровях, выпил двести граммов

коньяка в обкомовском буфете и при встрече со мною проявил агрессию.

— Вдруг спросят, откуда я знаю, что он пил коньяк в обкомовской столовой, если водителей в

здание не пускают, на входе милицейский пост?

— Соображаешь,— похвалил Калач. И предложил другую версию. — Скажешь, что пути домой

Слипчук велел остановиться у ресторана «Старая крепость», что в Топодевке. Депутаты,

чиновники, директора совхозов и колхозов из Керчи, Феодосии, Ленинского района часто там

устраивают застолья. Это для них стало ритуалом, традицией. Поэтому твои показания будут

убедительны. Скажешь, что в ресторане Слипчук заложил за воротник, едва держался на ногах. Ты

помог ему дойти до автомобиля.

— Да, этот ресторан в Тополевке очень популярный у начальства. Кроме того, часто

останавливаются в селе Радостное, чтобы запастись родниковой водой, подкрепиться чебуреками.

Минут через пять Цыгейка управился с объяснительной запиской и подал майору. Тот

внимательно прочитал и одобрил.

— Приятно иметь дело с умным человеком. Но имей в виллу, если в последний момент струсишь

и пойдешь пятками назад, то посажу тебя в камеру к уголовникам. Они тебя опустят, кастрируют, сделают «петухом». Если хочешь кушать бутерброды с маслом, черной и красной икрой, а не

тюремную баланду, ходить на унитаз, а не на парашу, то следуй моим советам. Усек?

—Усек. Но вдруг узнают, что солгал, оклеветал Слипчука, привлекут к уголовной

ответственности? — опасливо спросил Цыгейка.

—Не привлекут, — заверил майор. — Если наложишь в штаны, заартачишься, то после отсидки в

СИЗО, если тебе удастся выжить среди головорезов, отправлю на «химию» поднимать народное

хозяйство. Может тебя такая «романтика» устраивает?

— Упаси, Господь от такой участи, — вздохнул Федор. Калач отдал ему водительское

удостоверение.

— А «Жигули»? Я без колес, как без рук.

— Заберешь на штафплощадке. Скажешь капитану Гребкову, что я приказал.

— Спасибо, Вячеслав Георгиевич, век не забуду, — Цыгейка учтиво склонил голову.

—Долг платежом красен. Помни наш уговор.

— Обязательно.

5. Партийный приказ

На следующий день, за час до полудня, дверь палаты отворилась и вошел среднего роста мужчина

в темно-синем костюме, белой сорочке и галстуке. В нем Слипчук узнал помощника первого

секретаря обкома Льва Ароновича Гнедого. Он приблизился к кровати пациента и вкрадчиво

заботливо произнес:

— Добрый день, Александр Петрович. Как ты себя чувствуешь?

— Неважно, суставы ломит, будто их пропустили через камнедробилку. От острой, тупой боли

спасают обезболивающие инъекции. А то бы, хоть волком вой и на стену карабкайся…

— Мы потрясены, до глубины души возмущены случившимся. Не ожидали от Калача такой

подлой дерзости, — посетовал Гнедой.

— Это не дерзость, а мерзкое, гнусное преступление, — возразил Слипчук. — По Уголовному

кодексу квалифицируется, как умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Я ему

этого зверства никогда не прощу.

— Понятно, — вздохнул Лев Аронович. — Тобою движет чувства обиды и мести, а надо

руководствоваться разумом, следует задуматься о последствиях. Если инцидент получит широкий

резонанс, то пострадает не только Калач, но и твоя политическая и деловая репутация.

Прослывешь бабником, аморальным типом. Поэтому лучше дело замять, спустить на тормозах.

—Это мнение Виктора Сергеевича? — спросил Александр Петрович.

— Он очень обеспокоен твоим состоянием и не только физическим, но и морально-

психологическим, — помощник уклонился от прямого ответа. — Если не будешь возражать, то

вертолетом экстренной медицины доставят в областную больницу имени Семашко или же в нашу

обкомовскую поликлинику. Там все же квалификация врачей выше, практикуют профессора и

кандидаты наук из Крымского мединститута.

— Не возражаю, сам об этом хотел попросить, — отозвался Александр Петрович. — В районной

больнице оборудование не ахти, какое, да и врачи без ученых степеней и богатой практики.

— Считай, что вопрос решен. Дорогой коллега, у тебя от партии не должно быть никаких

секретов.

— О чем речь, Лев Аронович?

— Тема весьма деликатная. Прежде, чем комиссия партийного контроля займется персональным

делом Калача, я обязан узнать были ли у него основания для расправы. Имею в виду твои

неформальные, интимные отношения с его женой? Только не лукавь, отвечай честно, как на духу.

—Лев Аронович, тебе известно, что я по своим функциональным обязанностям курирую

идеологию и гуманитарную сферу: народное образование, здравоохранение, культуру, спорт. В

этих отраслях в основном в качестве руководителей работают женщины. Поэтому хочу я того или

нет, вынужден с ними постоянно общаться, контактировать. И совершенно понятно, что не только

Калач, но другие мужья ревнуют меня к своим женам, особенно к молодым, красивым и

соблазнительным. К женщинам я отношусь с уважением, по-рыцарски, делаю подчиненным

комплименты, иногда балую скромными подарками на 8 Марта, дни рождения и юбилеи. Не

скрою, что наиболее эмоциональные и темпераментные особы эти знаки внимания воспринимают,