Саркома

— Когда станете полковником, тогда и будете командовать парадом, а пока, будьте добры

соблюдать субординацию.

— Кроме субординации действует Устав КПСС, нормы партийной этики. Как коммунист, вы

обязаны их соблюдать.

На этот доводы у Калача не нашлось убедительных контраргументов и поэтому он решил не

обострять отношения, смягчил тон:

—Извините, Лев Аронович, важное совещание, не имел права прервать. В раскрытии

преступления время, оперативность действий имеют решающее значение. Если не задержим

преступника по «горчим следам», то шансы на успех будут минимальны. Вы же потом за низкие

показатели снимите стружку.

— За позитивные результаты не снимем, — нравоучительно заметил Гнедой. — Надеюсь,

догадались о причине моего визита?

— Я — не экстрасенс, не гадалка, сообщите, пожалуйста, — слукавил майор.

— Нетрудно сообразить. По поводу инцидента со Слипчуком.

—А-а, мелкая ссора, не стоящая выеденного яйца.

— Мелкая? Как бы не так. Почему после этой «мелкой ссоры» Александр Петрович с тяжелыми

увечьями оказался на больничной койке с перспективой остаться инвалидом?

— Я действовал в целях самообороны.

— Неадекватно реальной угрозе жизни, с превышением средств обороны, — заметил Гнедой.

— Лев Аронович, кто вы по образованию?

— Историк.

—Вот и занимайтесь историей, а юриспруденцию оставьте специалистам, профессионалам. Они

разберутся, превысил меры самообороны или, наоборот, обезопасил себя от реальной угрозы

жизни и здоровью. Этот, невыработанный в карьерах, бабник был в стельку пьян, не отдавал

отчет своим действиям. Зять Леонида Ильича, первый зам министра МВД Щелокова генерал-

полковник милиции Чурбанов точно подметил, что человек, пребывающий в пьяном или

наркотическом состоянии, является потенциальным преступником.

— Ну, это прописная истина, — произнес Гнедой.

— Не отрицаю, но факт — упрямая вещь. Лучше разберитесь, почему партработники после

совещаний лыка не вяжут, распускают руки. Кто им наливает для подрыва авторитета партии?

Куда смотрят наши чекисты?

— Мы дадим политическую, партийную оценку его и вашим действиям, — сурово пообещал

помощник. — Сейчас речь о вас. На какой пленум райкома партии вы собирались наложить кучу

фекалий с высокой колокольни?

—Что вы, Лев Аронович, это бред сивой кобылы?! — возмутился Калач. — Вас

дезинформировали для того, чтобы меня — борца с преступниками, расхитителями

социалистической собственности — опорочить, оклеветать и скомпрометировать. У меня даже в

мыслях такого не было. Партийный билет считаю выше любой должности и звания.

— Кто бы сомневался. Конечно выше, ведь, если отберут партбилет, то лишитесь должности,

звания, персонального авто и прочих благ.

— Разве это возможно? — насторожился начальник милиции.

— Вполне.

— Лев Аронович, посудите трезво. Слипчук после того, как получил по заслугам, находится в

крайне возбужденном психическом состоянии. Лежит в палате и целый день пялит глаза в

потолок. От тоски волком завоешь. Вот он из мести ко мне и сочиняет всякие небылицы. Пусть им

займутся психиатр и сексопатолог. У него по этой части явные отклонения от нормы. Ни одну

юбку не пропустит мимо.

— Он заявил, что пальцем не прикоснулся к вашей жене.

— Значит, сожалеет, что не успел мне наставить рога, — усмехнулся Калач. — Если он с Ларисой

не переспал, то других женщин подмял под себя. Поэтому в качестве предупреждения,

профилактики схлопотал за порочную страсть, за пострадавших от его сексуальных

домогательств.

— Кто вам сказал, что они считают себя пострадавшими, может наоборот, счастливыми?

Вы не осознали всей тяжести совершенного деяния, — сделал вывод Гнедой. — Готовьтесь к

серьезному разговору в обкоме партии.

— К вашим услугам, — холодно отозвался майор.

— Кстати, в каком состоянии вы находились во время инцидента?

—В нормальном, трезвом. У меня на алкоголь аллергия.

— Все равно потребуется справка о медосвидетельствовании.

—Без проблем, — ответил Калач.

— За срачь с колокольни, клевету на партию придется ответить по всей строгости Устава КПСС,

— напомнил Гнедой.

— С какой колокольни? — удивился майор.

— С высокой.

— Слово к делу не пришьешь. У Слипчука нет ни свидетелей, ни магнитофонной записи, а значит, веских доказательств, — заявил начальник РОВД. — Лев Аронович, поверьте мне, как юристу и

опытному оперативнику, картина события банальна. Слипчук —патологический бабник,

пользуясь своим высоким партийным положением, возомнил, что ему все дозволено. Когда я его

по-товарищески попросил оставить жену Ларису в покое, не домогаться близости с ней, он полез

в драку. Я вынужден был оказать сопротивлении в соответствии с нормами Уголовного кодекса и

положения о милиции. Вправе был применить табельное оружие, сделать предупредительный

выстрел, а второй — на поражение.

— Даже так?! — удивился Гнедой. — Не слишком ли круто?

— Не слишком. На Западе полисмены, копы при угрозе своему здоровью и жизни, стреляют без

предупреждения, — сообщил Калач.

— На буржуев, наших классовых врагов, эксплуататоров трудового народа, не следует равняться,

— возразил помощник.

— Знаю, что нам с ними не по дороге, но кое-что полезное можно позаимствовать?