Сарыкамыш. Пуля для императора

От вдруг нахлынувших слез мужчина захрипел.

— Ну-ну, успокойся! — всполошился ротмистр. — На вот, выпей-ка воды…

Листок отчего-то ухватился за наполненный подполковником стакан с водой и, поднявшись, протянул его допрашиваемому. Тот поднес, было, стакан к губам, но опустил его и, смахнув слезы рукавом, дрожащим голосом произнес:

— Я говорить правду! И я могу сделать доказание! Листок вновь опустился на стул.

— Вот как? Что ж, попробуй…

— Я это никому еще не говорить… Знаешь, что ответить германский полковник Иззек-паша? Он сказать, не бойся, Гассан, — план Энвер-паша хороший, и победа будет скоро! Об этом в Сарыкамыш заботится наш агент с Анной. У него очень трудный задание, но он очень большой разведчик!

— С Анной? — насторожился ротмистр. — Какой Анной?

— Не знаю… Так он сказать! Теперь ты веришь? Если я шпион, разве я сказать о другом шпион?

— А что сразу не сказал?

— Боялся! Хотел, чтоб быстро отпустил…

Голос армянина сорвался, и он залпом опустошил стакан.

Что произошло потом, Листок понял не сразу. Мужчина все еще держал стакан у рта, когда неожиданно замер, точно прислушиваясь к собственным ощущениям, и вдруг закатил глаза; потом выпавший из руки стакан со звоном раскололся на тысячи осколков, и, внезапно навалившись всей грудью, перебежчик уткнулся лбом в крышку стола.

С минуту Листок обалдело смотрел на неподвижную шевелюру армянина.

— Акопян? — позвал он.

Мужчина не шевельнулся.

Ротмистр поднялся, прошел к нему; осторожно ткнул пальцем в плечо. Армянин не реагировал. Пощупал артерию на шее — пульс отсутствовал.

"Но это невозможно!" — с ужасом пронеслось в мозгу ротмистра.

Он прошел к вешалке, вынул из кармана офицерские перчатки и вновь прошел к уткнувшемуся в стол мужчине; осторожно приподнял за сальные волосы голову и заглянул в лицо — перебежчик был мертв.

3. 25 ноября 1914 г. По горячим следам

Листок быстро прошел к двери.

— Караульный!

— Здесь, Вашсокбродь!

— Кто заходил в канцелярию кроме меня и господина подполковника?

— Никто, Вашсокбродь! Вы одни и были…

— К дежурному офицеру — бегом! — неожиданно сорвался ротмистр. — Пусть вызывает лекаря с носилками! Немедля! Хорошего лекаря! Чего рот раззявил! Бегом!! А самого ко мне!

Когда караульный, путаясь в полах шинели, затопал по длинному пустому коридору, Листок захлопнул дверь и невольно взглянул на уткнувшегося в стол армянина.

"Подарочек!.. — невесело подумал ротмистр. — Что же с тобой стряслось? Не выдержало армянское сердце, или…"

Взгляд его упал на осколки, блестевшие под стулом покойника. Приблизившись, подобрал, не снимая перчаток, самый крупный из них, бывший некогда основанием стакана, и осторожно поднес к носу. Потянуло горьким миндалем.

"Вот тебе и "Взвейтесь, соколы, орлами!" Да тебя же, братец, отравили — натуральный цианид!"

Он отложил осколок и потянулся к графину. Однако чисто — никакого намека на специфический запах!

"Этот тщедушный генштабист при мне налил из графина… Значит, отравлен был стакан… — Ротмистр вновь посмотрел на лежавший у головы армянина осколок. — Дьявол! Ведь с него мог выпить и я! Но чьих рук дело? От кого хотели избавиться — от генерального штаба подполковника, от меня — ротмистра контрразведывательного отделения, или от тебя, турецкого перебежчика? Если от тебя, то в твоих сведениях действительно было нечто важное…"

Мысли прервал топот в коридоре. Через минуту в дверь постучали, и в открывшуюся дверь вошел опоясанный ремнями поручик. Лихо прищелкнув каблуками, отрапортовал:

— Господин ротмистр, дежурный офицер поручик Баков по вашему приказанию!

И, переведя взгляд на покойника, совсем не по уставу спросил:

— Что это с ним? Никак кончился?

Ротмистр от каблучного щелчка и дурацкого вопроса поморщился, но своего неудовольствия проявлять не стал — сразу перешел к делу:

— Лекаря вызвали?

— Так точно, господин ротмистр! Однако что с ним? — вновь поинтересовался поручик, показывая глазами на армянина.

Листок раздраженно бросил:

— Не видите — умер, черт бы вас побрал! Важный информатор, а отдал богу душу прямо на допросе. Отравлен, знаете ли! И вероятнее всего, цианидом. Водой из этого вот графина…

Ротмистр сделал паузу.

— …И у меня возникает естественный вопрос: кто мог подсыпать отраву, если сто пятьдесят шестой полк на позициях в шестидесяти верстах отсюда, а в охраняемых вами казармах только взвод ополчения да дежурный офицер по полку?

Листок видел, как от щек поручика отхлынула кровь.

— Не могу знать, господин ротмистр… Неужели намекаете на меня и дежурную службу?

— Я пока ни на кого не намекаю, а рассуждаю, господин поручик! — рявкнул жандарм. — Когда в последний раз меняли воду в графине? Кто заходил в канцелярию до прихода подполковника Лавренюка? Кто первым вошел в помещение — подполковник или перебежчик?

Поручик, вытаращив глаза, быстро проговорил: