Саша Чёрный

Наши предки лезли в клети
И шептались там не раз:
«Туго, братцы… Видно, дети
Будут жить вольготней нас».

Дети выросли. И эти

Лезли в клети в грозный час
И вздыхали: «Наши дети
Встретят солнце после нас».

Нынче так же, как вовеки.

Утешение одно:
Наши дети будут в Мекке,
Если нам не суждено.

Даже сроки предсказали:

Кто — лет двести, кто — пятьсот,
А пока лежи в печали
И мычи, как идиот.

Разукрашенные дули,

Мир умыт, причесан, мил…
Лет чрез двести? Черта в стуле!
Разве я Мафусаил?

Я, как филин, на обломках

Переломанных богов.
В передавшихся потомках
Нет мне братьев и врагов.

Я хочу немножко света

Для себя, пока я жив;
От портного до поэта —
Всем понятен мой призыв…

А потомки… Пусть потомки.

Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки.
Лупят в стенку головой!

1908

КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА

Квартирант сидит на чемодане
И задумчиво рассматривает пол.
Те же стулья, и кровать, и стол,
И такая же обивка на диване.
И такой же бигус на обед. —
Но на всем какой-то новый свет…

Блещут икры полной прачки Феклы.

Перегнулся сильный стан во двор.
Как нестройный, шаловливый хор.
Верещат намыленные стекла,
И заплаты голубых небес
Обещают тысячи чудес.

Квартирант сидит на чемодане.

Груды книжек покрывают пол.
Злые стекла свищут: эй, осел!
Квартирант копается в кармане.
Вынимает стертый четвертак.
Ключ, сургуч, копейку и пятак…

За окном стена в сырых узорах.

Сотни ржавых труб вонзились в высоту,
А в Крыму миндаль уже в цвету…
Вешний ветер закрутился в шторах
И не может выбраться никак.
Квартирант пропьет свой четвертак!

Так пропьет, что небу станет жарко.

Стекла вымыты. Опять тоска и тишь.
Фекла, Фекла, что же ты молчишь?
Будь хоть ты решительной и яркой:
Подойди, возьми его за чуб
И ожги огнем весенних губ…

Квартирант и Фекла на диване.

О, какой торжественный момент!
«Ты — народ, а я — интеллигент, —
Говорит он ей среди лобзаний. —
Наконец-то, здесь, сейчас, вдвоем,
Я тебя, а ты меня — поймем…»

1909

ОТЪЕЗД ПЕТЕРБУРЖЦА