Саша Чёрный

Опять опадают кусты и деревья.
Бронхитное небо слезится опять,
И дачники, бросив сырые кочевья.
Бегут, ошалевшие, вспять.

Опять, перестроив и душу, и тело

(Цветочки и летнее солнце — увы!).
Творим городское, ненужное дело
До новой весенней травы.

Начало сезона. Ни света, ни красок.

Как призраки, носятся тени людей, —
Опять одинаковость сереньких масок
От гения до лошадей.

По улицам шляется смерть. Проклинает

Безрадостный город и жизнь без надежд,
С презреньем, зевая, на землю толкает
Несчастных, случайных невежд.

А рядом духовная смерть свирепеет

И сослепу косит, пьяна и сильна.
Всё мало и мало — коса не тупеет,
И даль безнадежно черна.

Что будет? Опять соберутся Гучковы

И мелочи будут, скучая, жевать,
А мелочи будут сплетаться в оковы,
И их никому не порвать.

О, дом сумасшедших, огромный и грязный!

К оконным глазницам припал человек:
Он видит бесформенный мрак безобразный,
И в страхе, что это навек,

В мучительной жажде надежды и красок

Выходит на улицу, ищет людей…
Как страшно найти одинаковость масок
От гения до лошадей!

1908

КУЛЬТУРНАЯ РАБОТА

Утро. Мутные стекла как бельма.
Самовар на столе замолчал.
Прочел о визитах Вильгельма
И сразу смертельно устал.

Шагал от дверей до окошка.

Барабанил марш по стеклу
И следил, как хозяйская кошка
Ловила свой хвост на полу.

Свистал. Рассматривал тупо

Комод, «Остров мертвых», кровать.
Это было и скучно и глупо —
И опять начинал я шагать.

Взял Маркса. Поставил на полку.

Взял Гёте — и тоже назад.
Зевая, подглядывал в щелку.
Как соседка пила шоколад.

Напялил пиджак и пальтишко

И вышел. Думал, курил…
При мне какой-то мальчишка
На мосту под трамвай угодил.

Сбежались. Я тоже сбежался.

Кричали. Я тоже кричал.
Махал рукой, возмущался
И карточку приставу дал.

Пошел на выставку. Злился.

Ругал бездарность и ложь.
Обедал. Со скуки напился
И качался, как спелая рожь.

Поплелся к приятелю в гости.

Говорил о холере, добре,
Гучкове, Урьеле д’Акосте —
И домой пришел на заре.

Утро… Мутные стекла как бельма.

Кипит самовар. Рядом «Русь»
С речами того же Вильгельма.
Встаю — и снова тружусь.

1908

ЖЕЛТЫЙ ДОМ