Саша, привет!

– Серёж, ну это неважно уже. Я не увижу тебя, я не обниму тебя. Мы не поговорим с тобой.

– Видишь, говорим.

– Да, говорим. Серёжа, я не чувствую, что ты есть. Понимаешь.

– Но я есть. Вот, я есть.

– Но в каком-то смысле, важном смысле, тебя нет. Они тебя уже казнили. Хотя ты этого пока и не чувствуешь.

– Света… я…

– Серёжа, никакого «я» уже нет. К сожалению. Ты извини, я просто, может, зря это всё…

– Ну почему, почему, это важно, что ты говоришь.

– Ну вот, говорю.

– Но я есть. Вот я.

– Ну ладно, хорошо. А завтра не будет, может быть.

– И что теперь? Мне не звонить?

– Да нет, звони. Почему бы не поговорить с небытием.

– Вот умеешь ты формулировать.

– У меня профессия такая – формулировать. У тебя, кстати, тоже.

– Как там, кстати, на работе?

– Да ничего, нормально. Немного только задолбали вопросами про тебя. Всем интересно, каково быть вдовой пока ещё живого человека, впрочем, даже неизвестно, живого ли на момент задавания вопроса.

– Да, меня тоже всё время про это спрашивают. Трудновато преподавать. Больше ничего не интересно, только это. Каждая третья реплика сворачивает на «ну как вам там сидится и как вас там казнят». Немного достаёт.

– Ну да, вот так.

– Что делать.

– Да.

Долгая пауза.

– Свет.

– Да.

– Ну… как-то ты не хочешь говорить, мне кажется.

– Ну, так. Я тебе сказала, что я чувствую при нашем разговоре.

– Разговор с небытием, да?

– Типа того.

– Ну, могу не звонить.

– Да нет, звони. Я же сказала.

– Почему бы не поговорить с небытием?

– Ну да, как-то так. Ты извини, конечно.

– Да ладно, ничего. В чём-то ты права.

– Не могу сказать, что меня эта правота очень радует. Ладно, Серёж, давай заканчивать. Что-то мне уже плоховато как-то.

– Давай. Я позвоню ещё?

– Да, давай, звони.

– Пока.

– Пока.

Серёжа некоторое время сидит, тупо уставившись в стену. Потом… потом… потом делает что-то незначащее – ложится на кровать, например, или глядит в монитор компьютера. Надо же ему что-то делать. Надо же ему что-то делать.

Эпизод 36

Деликатный стук в дверь. Да, войдите. В двери появляется человек в чёрном костюме, белой рубашке и кипе.

– Здравствуйте. Можно?

– Да, конечно.

– Я раввин. Меня зовут Борис Михайлович.

– Очень приятно. Сергей Петрович. Можно просто Сергей.

– Очень приятно, Сергей Петрович. Очень приятно.

– Проходите, пожалуйста.

– Спасибо. Рад познакомиться.

– Немного неожиданно видеть раввина в тюрьме.

– А что такого. Здесь тоже наши люди сидят… вернее, находятся. Кстати, вот сразу хотел спросить: вы еврей?

– Нет.

– Простите за цинизм, но это облегчает дело.

– Да? Ну хорошо. Я думал, вы будете предлагать мне принять иудаизм или что-то в этом роде.

– Смотрите, какая ситуация. Нееврей может принять иудаизм, это называется гиюр. Но это невозможно в ваших нынешних обстоятельствах. Процедура сложная, длительная. Кандидат должен иметь связь с еврейской общиной, в значительной степени уже жить по заповедям Торы, представить рекомендации. Ну какие в вашем случае рекомендации.

– Ну, в общем, да.

– Поэтому у нас всего два варианта. Первый – вы подписываете заявление о том, чтобы я к вам больше не приходил, потому что вы как нееврей не нуждаетесь в религиозной помощи. Второй – вы ничего не подписываете, и я прихожу к вам раз в неделю или чаще, по вашей специальной просьбе, и мы просто беседуем с вами. Так сказать, о вопросах нравственности.

– Только о вопросах нравственности?

– Можем и о других вопросах побеседовать. «О вопросах нравственности» – это так в наших документах обозначено. О чём угодно можем с вами говорить. Хоть о футболе.

– Вы интересуетесь футболом?

– Ну так, посматриваю.

– За кого болеете?

– За «Торпедо» московское.

– Необычный выбор.

– Ну да. От отца унаследовал. Он ещё Стрельцова застал. На ЗИЛе работал.

– Ну тогда да, понятно.

– А вы за кого, если не секрет?

– За «Динамо».

– Ну видите! Тоже необычный выбор! Мы оба с вами болеем за несчастные, нелепые команды.

– Да уж.

– Мне это в вас нравится.

– Мне в вас тоже. Хотя динамовцы не любят торпедонов за их дружбу с мясом.

– Ну, я в эти фанатские разборки не вникаю, я всех уважаю, «Динамо» – великий клуб, Яшин, турне по Британии.

– Да я тоже особо не вникаю, я так. Я тоже всех уважаю. «Торпедо» – тоже великий клуб. Стрельцов, Воронин.

– Но вот вы говорите – мясо, а не «Спартак». То есть вы в этой фанатской теме?

– Да нет, так, краем. Ну, хожу… ходил… да, ходил. Надо теперь в прошедшем времени говорить. Прощай, родная трибуна D. Ходил на футбол, есть знакомые среди фанатов. Были. Были знакомые.

– Я тоже иногда хожу. Мы, правда, в первой лиге, футбол неинтересный.

– «Тоже» тут не совсем уместно. Вы ходите, а я ходил. Разница.

– Да, вы правы. Простите меня. Я зря это сказал. Простите.

– Да ничего. Я уже привыкаю.

– А так вы вообще кто? Как-то мы почему-то с футбола начали.

– Я филолог. Но мне в моём положении трудно это говорить. Наверное, лучше сказать – бывший филолог. Филолог – это тот, кто сейчас филолог и собирается быть филологом в будущем. А у меня, как вы понимаете, будущего нет.

– Да, понимаю.

– Будущего нет. No future.

– Да. No future, no future.

– No future for me!

– Да, хорошая песня.