Саша, Володя, Борис...

— У них было потрясающее оружие — ОРТ, — продолжал Закаев. — Борис всюду возил с собой съемочную группу. Каждый раз, когда у нас был очередной прорыв или мы сталкивались с проблемой, Рыбкин выступал по телевидению, чтобы это сразу дошло до Ельцина, то есть еще до того, как их оппоненты в Москве успевали опомниться.

И по мере того, как шаг за шагом они продвигались к общей цели — мирному договору, который формально завершал войну, становилось ясно, что главная проблема заключается не в том, что они не смогут договориться друг с другом, а в том, что “непримиримые” с обеих сторон — “партия войны” в Москве и полевые командиры в горах сделают все, чтобы этого не допустить.

В КОНЦЕ НОЯБРЯ 1996 года Закаев приехал в Москву с ответным визитом. Первое промежуточное соглашение было готово к подписанию: в нем определялся порядок самоуправления в Чечне на период до выборов. Закаев приехал решать вопрос о двух российских бригадах, до сих пор находившихся в Чечне. Согласно договоренностям в Хасавюрте, их давно уже должны были вывести.

В четверг 21 ноября Закаев посетил Бориса в Совете безопасности на Старой площади. Новости были неутешительными: вывод войск заморожен на пять лет приказом министра внутренних дел Куликова, главнокомандующего федеральными силами в Чечне; и он уже успел заявить об этом по телевидению.

— Сходи сам к Куликову — все поймешь, — предложил Борис.

Куликов, вспоминал Закаев, посмотрел на него “как солдат на вошь” и объявил:

— Войска останутся на месте! Это решение закреплено указом президента и поэтому выходит за рамки Хасавюрта.

— Тогда мы больше не подпишем никаких соглашений! — вспылил Закаев. — Пока хоть один русский солдат остается в Чечне, переговоров не будет!

— Не будет, так не будет, — холодно ответил Куликов.

Но уже в субботу утром Борис позвонил Закаеву в гостиницу:

— Все получилось, Ахмед. Указ о выводе войск подписан!

И он ошарашил Закаева сообщением, что его собственный премьер Аслан Масхадов уже в Москве и в данный момент направляется в Белый дом на совместную пресс-конференцию с Черномырдиным.

Закаев включил телевизор и услышал указ Ельцина о немедленном выводе всех российских войск из Чечни.

— Как тебе это удалось? — спросил Закаев Бориса, пожимая ему руку на церемонии в Белом доме.

— Очень просто. Когда в четверг ты отправился к Куликову, я уже знал, что Ельцин подпишет указ, — объяснил Борис. — Но мне было важно, чтобы Куликов ничего не заподозрил. Сразу после встречи с тобой он улетел с визитом в Польшу, а мы с Рыбкиным — в Грозный за Масхадовым. Тебя использовали для отвода глаз, понимаешь? Ты был так расстроен. Для Куликова увидеть тебя в этом состоянии было лучшей гарантией, что все идет так, как хочет он, и он спокойно отправился в Варшаву. Иначе бы он отменил поездку, помчался в Кремль, устроил скандал, и кто знает, чем бы все закончилось. Извини, Ахмед, что ввел тебя в заблуждение.

Потом Рыбкин поведал мне подробности предыдущей ночи.

Убедившись, что Куликов действительно на пути в Варшаву, они отправились в Чечню на двух самолетах Совбеза. Это была стандартная мера предосторожности на случай теракта. Но на подлете к Грозному пилот сообщил, что военные закрыли аэропорт.

— Как насчет Нальчика? Махачкалы? — поинтересовался Рыбкин.

— Ни один аэропорт на Северном Кавказе нас не принимает.

Борис с Рыбкиным переглянулись. Погодные условия были тут ни при чем. Это были очередные фокусы военных.

— Сколько у нас горючего?

— Хватит на час, — ответил пилот.

Они развернулись и полетели в Волгоград. Было четыре часа утра.

Поспать удалось часа три в аэропортовской гостинице. Утром через президента Ингушетии Аушева они добились посадки в Слепцовске. Масхадов и его свита на машинах примчались туда из Грозного и с недоверием смотрели на Рыбкина и Бориса, которые объявили, что забирают их в Москву: Ельцин приказал вывести войска, и нужно срочно лететь, подписывать промежуточное соглашение.

— Почему об этом нигде не сообщается? — недоверчиво спросил Масхадов. Аллах знает этих русских: заманят все ичкерийское руководство в Москву и посадят в Лефортово!

— Придется нам поверить, — сказали Рыбкин с Борисом.

14 декабря 1996 года Салман Радуев, полевой командир, ставший известным благодаря захвату Кизляра и Первомайского, был остановлен при попытке въехать в Дагестан. Когда его попытались задержать, бойцы его отряда, скрывавшиеся неподалеку, разоружили российских милиционеров, взяли двадцать одного из них в заложники и увезли в Чечню. Неожиданный кризис угрожал срывом мирных переговоров.