Сашенька

Она вспомнила о других явках. Заглянула на Невский, 106. Никого. Потом в 134-й. Дверь была открыта.

Сашенька взметнулась по лестнице, ее чувства обострились. Она услышала иерихонскую трубу — голос Менделя.

— Что нам делать? — кричал он.

— Не знаю, — ответил Шляпников, на котором было пальто с теплой подкладкой. — Не уверен…

— По-пошли к Го-горькому, — предложил Молотов, потирая свой выступающий лоб. — Ему, может, что-то известно…

Шляпников кивнул и поспешил к двери.

— Вот оно! — взвизгнула Сашенька голосом, не похожим на ее собственный. — Революция!

— Не учи комитет, товарищ, — ответил Шляпников, когда они с Молотовым спускались по лестнице. — Молода еще.

Мендель на минутку задержался.

— Кто командует? — спросила Сашенька. — Где товарищ Ленин? Кто командует?

— Мы! — внезапно улыбнулся Мендель. — Ленин в Женеве. Мы — руководство партии.

— Я встречалась с Саганом, — прошептала она. — Предатель — привратник Верезин. Но думаю, больше это не имеет значения…

— То-товарищ! — позвал Молотов из коридора.

— Я должен идти, — сказал Мендель. — Проверь остальные явки, найди товарищей. Собрание в Таврическом дворце. Скажи, пусть идут туда.

Мендель похромал вниз по лестнице, Сашенька осталась одна. Она вернулась на Невский и пошла домой. Съела тарелку солянки с куском бородинского в трактире, где было полно рабочих и извозчиков, каждый громко рассказывал про увечья, оргии, убийства и государственную измену. Пьяные голоса старались перекричать друг друга. Цены на овес и уголь взлетели в четыре раза. Даже тарелка супа в трактире подорожала в семь раз. Повсюду были немецкие и еврейские предатели и мошенники.

Когда Сашенька засунула несколько монеток в шарманку, которая заиграла нелепый гимн «Боже, царя храни!», извозчики громко захохотали. На улице совсем стемнело. Слышались лишь отдаленные звуки, похожие на львиный рык в ночи, гул перерос в оглушительный рев, стены затряслись. Сначала она ничего не поняла, но потом решила, что, пока она ела, трактир окружили люди в черных пальто. Они заблокировали улицы. Вдалеке раздавались крики, валил дым, розовый на фоне бледного темного неба, — горели «Кресты».

Когда она шла по Большой Морской, то увидела, как возле стены целуются солдат с девушкой. Она не разглядела их лиц. Мужчина задрал девушке юбку, а та рывком расстегнула его брюки. Одна нога взметнулась вверх на его бедро, как разведенный мост над Невой. Девушка мурлыкала, словно испуганная кошка. Сашеньке вспомнился Саган, прогулка на санях по заснеженным равнинам — она поспешила пройти мимо.

Возле «Астории» какие-то солдаты завладели «роллс-ройсом», надавав тумаков шоферу в ливрее.

На улицу с криками выбежали швейцар, офицер и жандарм. Солдаты без лишних слов застрелили офицера и жандарма, и машина, сигналя, уехала.

Мимо нее прошел бородатый мужчина, напевающий «Соловей мой, соловей» с блондинкой в шубе — Сашенька узнала Гидеона и графиню Лорис.

Она вздохнула с облегчением, увидев знакомые лица, и уже хотела их окликнуть, но Гидеон схватил Мисси за ягодицы и потянул ее прочь из толпы в подъезд, где они начали неистово целоваться.

Град выстрелов отвлек Сашеньку от собственных мыслей. Взобравшись по фасаду Мариинского дворца, какие-то люди сорвали двуглавого орла Романовых.

Распластанное тело жандарма лежало посреди улицы, его белый живот, вывалившийся из брюк, напоминал мертвую рыбину. Неимоверно усталая, Сашенька переступила через него и поспешила домой.

33

— Ну что вы там столпились? Чего ждете? — окликнула Ариадна, стоя на верхней ступеньке лестницы. Ее волосы были уложены в высокую прическу, а платье из китайского шелка с оборками являло собою верх изысканности. Леонид, два шофера, горничные устремились к ней, пока она спускалась по лестнице.

— Неужели вы не слышали, баронесса? — обратился к ней Пантелеймон, самый смелый — аккуратно подстриженные усики, набриолиненные волосы, дерзко торчащий острый подбородок.

— Слышала — что? Говори толком!

— В Таврическом дворце организовали Совет рабочих депутатов, — взволнованно сообщил он, — и мы слышали, что…

— Эти новости уже устарели, — отрезала Ариадна. — Ступайте работать.

— Люди говорят… царь отрекся от престола! — добавил Пантелеймон.

— Что за чушь! Хватит распространять слухи, Пантелеймон! Ступай чистить машину, — ответила Ариадна. — Если бы что-то произошло, барон бы знал — он сейчас как раз в Таврическом!

В это мгновение парадная дверь отворилась, вошел барон Цейтлин в долгополой шубе с бобровым воротником, на голове — шапка, в руках — трость.

Ариадна и слуги уставились на него раскрыв рот, как будто он единственный мог разрешить величайший вопрос эпохи.

Цейтлин весело забросил шапку на вешалку. Он, казалось, помолодел, весь лучился уверенностью. «Вот и все! — подумала Ариадна. — Царь восстановил порядок. Какую чушь несут слуги! Дураки! Мужичье!»

Цейтлин оперся на трость и поднял глаза на жену.

Он напоминал тенора, собирающегося запеть итальянскую арию.

— Есть новости! — взволнованно начал он.

«Вот оно! Казаки патрулируют улицы, немцы отступают — все, как обычно, вернулось на круги своя», — решила Ариадна.