Сашка

Удалясь от озера километров на пять, мы увидели, кого вчера бомбили немцы. Сидевшая рядом со мной Аня только охнула, рассматривая битую технику, пока я объезжал воронки. Убитых видно не было, всё же тяжёлое зрелище для детей, их похоронить успели, я видел аж три братские могилы в разных местах со свежей землёй. У повреждённой техники стояло несколько машин и работали технари. Видимо, снимали нужные узлы. Да уж… Понять их тоже можно. Удивительно, но факт: при валовом производстве танков в Советском Союзе не производились запасные части для этих танков. Я, когда узнал, был в шоке. Мне об этом капитан-танкист рассказал, который лежал в госпитале, где рожала мама и где я играл раненым. Тогда вопросов у меня было много. И бойцы с охоткой отвечали. Врать им на границе жизни и смерти смысла не было, так что я изрядно пополнил свой багаж знаний. Вот и узнал, что на несколько тысяч танков боеспособными были чуть больше половины. Остальные просто доноры, с них снимали запчасти, чтобы боевые машины могли сдвинуться с места. А когда подразделения покидали места дислокации, доноры оставались на месте, так что неистощимый источник запчастей для танкистов – это вот такие расстрелянные с воздуха колонны. Причём, самое интересное, запчасти с танков одной модели, но разных заводов, не подходили друг к другу. Да даже запчасти с одного завода, если попробовать перекинуть с одного танка на другой, то тут пятьдесят на пятьдесят. Никакого ГОСТа. Фактически получается, каждый танк уникален в своём роде и неповторим. Вот и возили техники с собой изрядный запас деталей и подгоняли их на места. Если не получалось, танк превращался в очередного донора. Вот такой принцип. И это если в тылу спокойно, если же он откатывается, о донорах обычно забывают. Тут же шла работа, значит, фронт пока стоит.

За те пять суток, что я провёл в госпитале, на моих глазах умерло порядка двадцати тяжелораненых, среди них был один генерал-майор. Сильный мужик, всё, что ниже живота, фактически отсутствовало, миной накрыло, разорвало, а крепился и как-то смог протянуть ещё несколько часов.

Тряхнув головой, развеивая воспоминания, я осмотрелся. По моим прикидкам, немцы раздолбали на узкой лесной дороге порядка двадцати танков. Из них штук семь в относительном порядке. В том смысле, что не горели. Лежали на боку или вверх гусеницами, некоторые без башен.

– А что это за танк? – спросила Аня, указав на перевёрнутый корпус без гусениц и башни.

– Тридцатьчетвёрка, – рассеянно ответил я. – Похоже, рядом упала тяжёлая бомба, вон как его в сторону отшвырнуло, содрав гусеницы и башню. Наверное, раз пять перевернуло, и если бы не эта полуупавшая сосна, так и дальше кувыркался бы.

Пока мы путешествовали, то не раз видели военные колонны, даже танковые начали встречаться, так что, указывая на разную технику, я учил своих, кто движется. Но сейчас корпус был так обезображен, что сестрёнка была в сомнении, вот я ей и прояснил момент, который видел отчётливо, как и след кувырков корпуса танка на земле.

– Жалко их, – вздохнула сестричка.

– Это да, неприятно смотреть на битую технику, особенно если она наша… О, смотри, разбитая зенитка. Буксируемая тридцатисемимиллиметровая.

– Мы такие уже видели, да?

– Да. Наверное, это она приголубила один из бомбардировщиков. Помнишь, когда те возвращались вчера, один сильно дымил левым мотором?

– Помню.

– Точно её работа.

Честно говоря, меня изрядно нервировало это движение по узкой дороге, я уже жалел, что всё же не съехал с нее и не въехал под тень леса. Немцам не трудно повторить налёт, и жертв будет много.

– Смотри, дорога, – указала Аня вправо, перекрёсток был метрах в тридцати от нас.

– Малоезженая, – сразу определил я. – Или на хутор ведёт, или на какую-нибудь лесопилку. Тут вопрос: есть с неё второй выезд или нет?

Передав поводья Ане, я достал карту и стал её изучать.

– О, смотри-ка, а у немцев эта дорога есть на карте. На смолокурню ведёт. Хм, и вторая дорога, что от смолокурни из леса идёт, тоже указана. Значит, поворачиваем.

Привстав и натягивая поводья, я смог повернуть Орешка вправо, никого не задавив, и мы свернули на дорогу к смолокурне. Дед сделал так же. Мы проехали по дороге метров сто пятьдесят, и я остановил свою телегу. Нужно поговорить, да и малышню выпустить, давно в туалет просились. Дорога была пуста, видимо, беженцев она не интересовала, но, судя по свежим следам, сюда всё же сворачивали одиночки и небольшие группы. Одна такая прошла часа два назад. Мужчина с явным косолапием, тяжеловесная женщина, и были следы гружёного велосипеда. Видимо, скарб на нём перевозили. Закончив изучать следы, у меня это меньше минуты заняло, я сам сбегал в кустики и вышел к деду, который осматривал копыта одного из своих коней.

– Подкова болтается. Кузнец нужен, подковать. Если слетит, далеко мы не уедем.

– У нас же молоток и гвозди есть, временно сделаем, а в ближайшей деревне, где кузнец будет, перекуём, – ответил я.

– Да, тогда задержимся здесь, – разгибаясь, кивнул дед и, осмотревшись, спросил: – А сюда чего свернули? Видно, что тут мало кто ездит.