Сашка. Книга вторая

Когда возвратился «Пончик», зэки обступили его: теперь он был главным. «Пончик» сказал, что прощать тюремщикам смерть сокамерника не стоит: так всех уморят. Нужен бунт. Но к вечеру он был опять посажен в карцер. Стало понятно: в камере «наседка». Кто? Похоже, новенький – спортсмен, мастер спорта по штанге. Ещё раньше настораживало то, что он часто получал передачи. Спортсмен пытался объяснить, что это от матери. Но было всем видно, что хлеб и конская колбаса из тюремного ларька. Когда возвратился из карцера «Пончик», здоровяка поставили на колени и, держа крепко за ступни и руки, бить стали крышкой от параши по шее. Видимо, спортсмену стало уж очень больно: он принялся орать, клянясь, что никому, ничего и никогда. Тогда «Пончик» швырнул братве шнурок. Петлю накинули на багровую от побоев шею, и принялись душить. Понял здоровяк, что сейчас задушат, и прохрипел:

– Я скажу…

И рассказал, что уже год, как он хозяином завербован и по тюряге гуляет «наседкой».

– Спускайте штаны! – заорал «Пончик», вращая бешено глазами. – Чего стоите?

Сашка стал свидетелем жуткого зрелища. Зэки по очереди подстраивались сзади к штангисту и бесстыдно насиловали его огромную тушу. И это продолжалось до тех пор, пока от туши не понесло зловонием. Тогда на спортсмена стали мочиться. Бедолага взревел звериным голосом и на четвереньках ринулся к двери. На его крик дверь открыли, и «наседка» выполз наружу, волоча за собой обгаженные штаны. Это зрелище потрясло Сашку так, что очень долго он не мог без отвращения смотреть на участвовавших в наказании зэков.

13

Часто травили анекдоты, которые отвлекали от тоскливых мыслей. Каждый заключённый вспоминал что-нибудь. Но один зэк, тот самый, свитер которого свисал у шеи, не принимал никогда участие в байках. И лишь однажды вечером, когда все лежали на нарах в полном молчании, не в силах что-то припомнить, он присел и сказал:

– Знаю я одну байку, но она не простая – про воровскую сущность.

– Давай про сущность, тоска загрызла, – отозвался «Пончик».

– Но байка длинная…

– Не тяни бобра за хвост, может, слушать нечего, – нетерпеливо прикрикнул «Пончик».

Рассказчик удобней сел и начал рассказ:

– Значит, вышел на волю вор. Топает по пыльной дороге, радуется. Уже и города не видно, и две деревни позади. И захотел пожрать, а жрать нечего. Всем известно, вор не станет просить милостыню, скорее украдёт. Вошёл он в следующее село, но оно бедное, украсть нечего. Подумал: «Придётся ложиться спать голодным». Вдруг видит: что-то белеется вдалеке. Поспешив, вор догнал седого старика. Похлопал его по плечу: «Здорово, пахан! Я день не хавал, а у тебя, вижу, торба; может, сядем поужинаем?». «Здравствуй, отрок», – с улыбкой отвечает старец, продолжая шагать. «Что же ты? У меня брюхо подвело, а ты, как чурка, скачешь. Сядем, пожрём! Или хочешь, чтобы торбочку я один схавал?» Остановился старик, посмотрел не старческими глазами на вора и говорит: «Послушай, отрок, жара не спала, давай, дойдём до следующей деревни, там и съедим торбочку, а сами в соломке заночуем». Вор согласился. Идут дальше, темнеть стало. «Куда ты, болван, чешешь, – стал возмущаться вор, – уже ноги не идут, сядем, что ли, поедим». Старец молчит. Вдалеке показалось село. Но старец направляется мимо. «Козёл ты, а не пахан, – вцепился ему в руку вор. – Чего мозги сосёшь?» Старец руку высвободил и отвечает: «Как до копёшки дойдём, там и съедим». Скрипнул вор зубами, но согласился.

А старец идёт да посмеивается в бороду. Вору невдомёк, что не простой это старик, а Бог. А нарядился он в нищего, чтобы понять воровскую сущность. Но вот и копна сена. Подошёл к ней старик, подгрёб под себя сенца и улёгся, зевая. «Ты торбочку под головку не клади, – возмутился вор. – Давай её сюда, а сам дрыхни». «Мы её утречком съедим, раб божий, – ответил ему старик. – Путь далёкий прошли, так что едой утром подкрепимся. А спать лучше натощак». Выругался вор, но вроде согласился. Прилёг рядом. Только ему не спится: голодное брюхо мучает. – Тут рассказчик потянулся и ноги спустил с нар:

– Ну, хватит, завтра продолжу.

– Нет, трави дальше, – упёрся «Пончик» и приказал шестёрке: – Забей ему «косяка».

Свернули рассказчику козью ножку, набили махоркой. Рассказчик потянул пяток раз и продолжил:

Уснул старец, храпит. А вор к нему подполз и торбочку вытянул из-под головы его, да так ловко, что старик и не шевельнулся. Сожрал всё до крошки вор, и вином запил, а пустую бутылку обратно сунул в торбочку. Потом лёг на прежнее место и уснул праведным сном.

На рассвете старик его будит и спрашивает: «Признавайся, отрок, ты ведь съел торбочку?». Вор закричал: «Нахалку шьёшь! Не брал я, спал крепко!» «Не брал, так не брал, понял я», – согласился старик.

Отправились они дальше. Прошло несколько дней. Старик собирал по пути милостыню, хлебом и прочим съестным делился с вором, и, улыбаясь, постоянно спрашивал: «Ну, сознайся, ты же торбочку съел?» Бесполезно: вор постучит себя по груди и своё: «Не брал».